– Это она его убила.
Но это не было актом враждебности по отношению к женщинам. Скорее, обычным юмором.
Перкинс считал свою жену потрясающей. Луиза была женщиной, исполненной неиссякаемой энергии, настолько же волевой и решительной, как и он сам. По словам Эндрю Тернбулла,[46] их любовь напоминала «союз профессора из Шотландии и продавщицы из Парижа». Эксцентричность обоих характеров делала их «битву полов» поистине уникальной.
Поначалу родственники перешептывались, используя слово «привыкнут», но потом стало ясно, что все куда серьезнее. Романтика из брака испарилась. Эмоциональность Макса скрывалась за бетонными стенами янки-заповедника, в то время как Луиза всегда напоминала открытую книгу. Она хотела, чтобы он уважал ее актерскую карьеру, а он считал, что женщина не должна выставлять себя напоказ на сцене. Перед свадьбой Макс взял с Луизы обещание, что она бросит театр.
Были и другие несправедливости, с которыми Луизе приходилось мириться. Если на Перкинсов Эвартсы смотрели просто пренебрежительно, то Луизу Сандерс они презирали. «Для нас она была типичной румяной актриской, охотницей на скальпы и любительницей мужчин. Она была последней, на ком Макс, как нам казалось, должен был жениться», – заявил как-то раз один из них. Мужчинам она нравилась, но все эти пуританки неизменно следили за каждым шагом Луизы – так, будто ждали от нее какой-нибудь странной выходки.
Но вообще, Луиза была более светской дамой, чем все Эвартсы, и куда более добросердечной. Виндзорский клан называл ее поведение «высокомерным». Их возмущало, что у нее богатый отец и что он позволяет ей бросать деньги на ветер. Макса всю жизнь учили, что заработанное стоит больше, чем подаренное. Луиза могла проявлять легкомыслие, а Макс всегда был столпом благоразумия. Но стоило матери Макса выразить неудовольствие Луизой как хозяйкой, Макс тут же возражал:
– Мамуля, я женился, потому что искал себе спутницу, а не домработницу!
Луиза заботилась о дочерях, но иногда казалась довольно отстраненной матерью. Она все еще сохранила амбиции о чем-то возвышенном, большем, чем сидение дома и воспитание детей. Когда она не писала детские пьесы, то занималась любительскими постановками или меняла обстановку их дома. На заре брака Макс написал Вану Вику Бруксу: «Луиза может сделать так, что любая хибара будет выглядеть лучше, чем дворец».
Не было любви сильнее, чем та, которую Макс питал к своим дочерям. Они были очень близки. Он читал им каждый вечер, и, начав с детской поэзии, с годами, по мере того как они становились старше, подбирался к более сложным произведениям девятнадцатого века.
Перкинс внушил старшей дочери Берте такую огромную любовь к куртуазным романам, что она долгие годы хотела вырасти и стать рыцарем. Макс даже купил ей игрушечный меч и доспехи, чтобы она могла тренироваться.