Святой облегчил страдания недавнего противника. Подбежав как раз в тот момент, когда охранник начал пережевывать резину колеса, он, нащупав затылочную впадину, резко вдавил в ее середину свой палец.
Приняв позу внутриутробного эмбриона, телохранитель замер, а меловая с прозеленью бледность на лице сменилась нежно-розовым цветом.
Святой проверил пульс наказанного. Мерные толчки на запястье возвращались к норме.
– Боже, у Анатолия припадок? Я ведь предупреждала, что перед поездкой следует пройти всестороннее обследование! – шмыгала носом подбежавшая женщина.
Приподняв веки охранника, Святой успокаивающе солгал:
– Легкий солнечный удар. Перегрелся. Отлежится в прохладе, ледик на лбу подержит, холодненького попьет и будет снова как огурчик. То-то я смотрю, очень агрессивный у вас телохранитель. Просто терминатор, взбесившийся робокоп.
Телохранителя перенесли в дом, уложив под дарующим прохладу кондиционером. Госпожа Бодровская приняла горсть успокоительных таблеток, запив их апельсиновым джусом, а ее муж, заказав чашку кофе со сливками, устроился за столиком на открытой террасе у бассейна.
– Дмитрий!
Временный владелец виллы сидел в плетенном из лозы кресле. Необходимый набор современного делового человека – сотовый телефон, электронный органайзер, ворох газет – громоздился на столе.
– Дмитрий, присаживайтесь! – Бодровский старался казаться радушным хозяином, словно не было никакой потасовки и его охранник не лежит пластом, закатив глаза.
– Спасибо! – Святой принял предложение, несмотря на зародившееся в нем предубеждение против чванливого промышленника.
– Коньяк, джин, виски? – Бодровский был сама любезность.
– Извините, но я перенял стиль мистера Стерлинга – наслаждаться алкоголем только в вечернее время.
Ощупав крупную лобастую голову, Платон Петрович хмыкнул то ли одобрительно, то ли недоверчиво:
– Не свойственные русскому человеку привычки усваиваете. Значит, вы англофил? Предпочитаете английскую сдержанность, размеренность и традиции.
– Стараюсь придерживаться избранного стиля, – с вызовом ответил Святой, не понимая, чего добивается этот вальяжно развалившийся в кресле толстосум, выложивший за аренду виллы сумму, равную годовой заработной плате коллектива рабочих среднего по масштабам предприятия.
На сей раз Бодровский был непробиваем: никакого раздражения, никакого высокомерия. Ровный, чуть ироничный тон праведного мудреца, давно отошедшего от мирских хлопот. Вот только ледяные искорки в зрачках выдавали натуру дельца, привыкшего руководствоваться холодным расчетом, а не порывами души.
– Давно в Италии? Бежали из нищего Отечества в поисках лучшей доли? Не осуждаю… Рыба ищет где глубже, человек – где лучше! – Он поднял обе руки.
«Попробовал бы осудить. Не такие ли, как ты, Отечество и разграбили,