Он обнимает ее, она обхватывает ногами его торс. Он еще крепче прижимает ее к себе. Ей кажется, что он слишком мягок и нерешителен, словно он боится сломать ее в своих крепких объятиях.
Он ловит себя на том, что с ним такое происходит впервые. Все время, пока длятся их объятия, его чувства обострены до предела, эмоции перехлестывают через край. Он чувствует, как в бешеном ритме бьется его сердце, и слышит, как тяжело его дыхание. Он растерян, он не контролирует себя, ему кажется, что кто-то другой управляет его телом и чувствами, а он сам наблюдает за этим со стороны. Как будто он вовсе не он, ведь он никогда раньше таким не был, хотя, похоже, он только теперь и становится самим собой.
Чуть позже уже нет ни его, ни ее, ни до, ни после, ни юга, ни севера. Есть только два одиночества, прильнувших друг к другу и слившихся в едином горячем порыве. На другой планете, под чужим небом, в маленьком домике, покрытом снегом, в самом центре Манхэттена.
Растянувшись поперек постели, Сэм положил голову Жюльет на живот, а она запустила пальцы в его кудри и нежно гладила голову возлюбленного. Ей было хорошо. Ее тело и душа словно вернулись к жизни.
Оба почему-то испытывали неловкость, и говорить о чем-либо особо не хотелось. Она в двух словах рассказала, как ей удалось «выйти на его след», не открыв, впрочем, своей тайны. Он ответил, что просто счастлив, что она его нашла. Когда темы для разговоров закончились, поцелуи заменили им слова, и это было правильно.
Позже, просто из любопытства, она посмотрела, что за книги стоят в книжном шкафу, с удивлением обратила внимание на пустые рамы, развешенные по стенам. Но, вспомнив его просьбу, она не стала задавать лишних вопросов о его жене.
В два часа ночи они вдруг поняли, что очень проголодались. В холодильнике было пусто. Тогда Жюльет надела пальто и, невзирая на холод, отправилась в круглосуточный магазин, расположенный в двух шагах от дома Сэма, позади Вашингтон-сквер. Через пять минут она принесла рогалики с сырным кремом, пакет грейпфрутового сока и пакетик с конфетами.
Закутавшись в одеяло, она свернулась калачиком у его ног, и, сидя у огня, они как дети развлекались тем, что поджаривали маршмеллоу на шампурах прямо в камине. Потом она открыла сок, сделала глоток и, склонившись к Сэму, напоила его из своих губ.
Утомившись, они заснули бок о бок под завывание ветра снаружи. Издалека, сквозь метель, до них доносился еле различимый шум улиц Манхэттена: гудки, сирены, гул моторов. Им казалось сквозь сон, что они живут в осажденном городе.
В четыре утра Сэм резко открыл глаза. В дома подали электричество, и телевизор, который он забыл выключить на кухне, честно возобновил работу.
Сэм встал, чтобы его выключить. Перед этим он машинально пробежал по нескольким каналам, что возымело на него странное воздействие, он почувствовал что-то вроде укола, вернувшего его к действительности: в мире все