Его правое веко снова дергалось в нервном тике, а пальцы постоянно сжимались и разжимались, будто он разрабатывал кисти с помощью невидимых эспандеров. Казалось, первому попавшемуся под руку он не задумываясь свернет шею.
– Не кипишуй раньше времени, Зажим, – успокаивающе проговорил Ходжа. – Уйдем подальше от дороги. Скоро сюда легавых понаедет с псами, а те специально натасканы на нашего брата… Тогда нам точно хана!
– Куда уйдем?! Лес большой! – выкрикнул Зажим. – Куда? Направо? Налево? Говори, ты же знаешь эти края! Где это озеро, как там его…
– Сиреневое, – подсказал Ходжа.
– Ну?!
– Домой, – неожиданно раздался глухой голос. Все обернулись. Пошатнувшись, женщина осторожно дотронулась пальцами до ствола березы. Рука была в царапинах, с бугрящимися венами, ногти грязные, неровно постриженные.
– Домой? – переспросил Зажим. Он придвинулся к заключенной, смахнув сальные волосы, закрывающие ее лицо. Неприязненно скорчился, опустив взгляд на ее юбку, влажную от мочи.
Лицо женщины было бледным и отталкивающим, рот приоткрыт, как у слабоумной, на носу зрел прыщ. Рыбьи глаза тупо уставились в крошечного жучка, который торопливо полз по стволу дерева, спеша по своим жучиным делам, и в этих тусклых кукольных глазах жизни было ровно столько, сколько в давно потухших углях.
– Домой, – безучастно повторила женщина, даже не удостоив взглядом Зажима.
– Мать моя на коньках, – проворчал Ходжа. – Свел Бог с дурой сумасшедшей.
Он ущипнул зэчку за грудь, но она лишь вяло отвела руку уголовника. Ходжа плотоядно улыбнулся.
– Говорят, психички такие сладкие в постельке, – хихикнул он. – Фигурка-то у тебя ничего! А вот рожей не вышла, только фраеров в подворотне пугать!
– Домой, – в третий раз произнесла женщина и вдруг, развернувшись, посмотрела Зажиму прямо в глаза. – Отпусти.
Зажим усмехнулся. Глядя на стоявшую перед ним зэчку, он вновь испытал то странно-волнительное возбуждение, которое нахлынуло на него там, в чреве автозака, когда он стоял перед «стаканом» с ключами в руках.
«У нее сочное тело. Тело зрелой самки», – пронеслась у него мысль.
Да, судя по всему, баба явно не дружит с башкой, и мозги у нее наверняка давно скисли, как забытый на подоконнике борщ, но разве это так важно? Сейчас и здесь?
Зажим почему-то подумал о рыбе. Да-да.
О сушеной рыбе.
О вобле, у которой со временем слегка подпортилась голова (как говорится в известной поговорке), а из жабер уже явственно ощущается душок. Но если закрыть глаза на подобные мелочи, то в целом рыбка даже вполне ничего, как раз под пиво. Оторвать голову, и вобла готова к употреблению, а о неприятном запахе можно забыть. Как и о том голимом автозаке, в который люди Доктора пустили «красного петуха»…
– Закрой хлебало и слушайся меня. Усекла? – спросил он, в упор глядя на женщину.
Беглый зэк хотел прибавить что-то еще, но, к всеобщему изумлению, женщина сделала