– Нет! – злая радость заполнила тело даже раньше, чем Наталья попыталась тряхнуть головой, изгоняя из нее остатки тяжелого дурмана, – все-таки без меня не обойдется. Мы еще повоюем!
Продолжить мысль, не законченную сознанием перед тем, как провалиться в бездонную черную яму небытия, получилось, а вот тряхнуть головой… Увы – и голова, и все остальное тело, лишенное и одежды, и любых признаков онемения, присущих долгой неподвижности и влиянию какого-то сильного, мгновенно действующего снотворного – были надежно закреплены чем-то…
– Ремнями, – констатировала Наталья, разглядывая себя в зеркальном потолке, – а что, неплохо выгляжу!
Это она мысленно обратилась к мужчинам, столпившимся вокруг ложа, на котором была распластана обнаженная женщина. Узнать вот так – сверху, в зеркале, в котором, прежде всего, отражались стриженые затылки людей, японцев, было весьма нелегко; даже для агента три нуля один. Разве что громадную фигуру бывшего сумоиста, замершую у двери, которую Наталья разглядела, лишь закатив глазные яблоки до отказа вправо, она узнала сразу.
– Значит, – сообразила она, – человек в адмиральской форме – это Ватанабэ, бывший командующий военно-морской базы Йокосука. Почему бывший? В том числе и потому, что на его погонах – на каждом – стало на две большие звезды меньше. Как вообще погоны оставили? И почему этот самурай не свершил обряд сепукку? Видимо, в нем ничего самурайского не осталось!
Последнее утверждение прозвучало в тишине, царившей в большой палате, громко, на безукоризненном японском языке. Поэтому ничего удивительного не было в том, что адмирал дернулся всем телом, и стремительно шагнул вперед, поднимая для удара стиснутый кулак. Резкий окрик другого японца – повелительный и недовольный – не остановил Ватанабэ, но заставил метнуться огромного, но очень подвижного телохранителя к охраняемому телу. Так что адмиральский кулачок опустился только один раз – прямо на Мышкин нос. Боль, пронзившая Наталью, была ожидаемой, хоть и весьма неприятной.
– Еще и набок свернул, сволочь!
Злобы в этих словах Крупиной, непроизвольно мелькнувших в голове, не было. Ведь эта вспышка ярости была инспирирована Мышкой, а значит, она уже не чувствовала себя сейчас подопытным животным, готовым к препарированию. Еще – прежде, чем внешне ухудшить свое положение, а на самом деле показать противникам, что перед ними лежит жертва, едва управляющая своими эмоциями – он успела подивиться, сколько яростной силы оказалось в порыве адмирала;