Тем утром я уже наметил обойти пару свалок, чтобы попытать удачи среди ржавых баков, но любопытство взяло верх над голодом. Мне было интересно, куда направится двуногий и как он собирается искать себе пропитание.
Мой новый знакомый наощупь добрался до лестницы – солнечные лучи и так не жаловали мой подвал своим вниманием, а сейчас, задолго до рассвета, тьму не прорезали даже их отблески. Я с любопытством наблюдал за тем, как двуногий незряче водит перед собой одной рукой, в то же время опираясь другой о шершавую бетонную стену, как он то и дело оступается и спотыкается на выщербленных ступенях обветшалой лестницы. Здесь, в моём мире, огромный могущественный царь природы был беспомощнее новорождённого щенка. Это забавляло. Впрочем, недолго.
Я неслышно скользнул рядом, слегка толкнув его в бедро. Незнакомец вздрогнул от неожиданности, а затем опустил руку. Тяжёлая горячая пятерня легла мне на холку. Было в этом что-то умиротворяющее.
– Спасибо, дружище, – едва слышно прошептал двуногий.
Мы выбрались на морозный утренний воздух. Ветер, бушевавший ночью, немного поутих, но и без его помощи холод поспешно набросился на показавшуюся из укрытия добычу. Холод и голод. Теперь я окончательно чувствовал себя живым. Впрочем, всё эти лишения воспринимались измождённым телом как данность. Если вся эта дрянь не убила тебя в первые годы бродяжничества, то не прикончит и позже.
За пятачком выжженной морозом земли нестройными рядами возвышались дома. Редкие окна мерно сияли тёплым пульсирующим светом, в остальных же отражался сумрак убывающей ночи. Когда-то давно, ещё на заре своей карьеры бродяжничества, я любил подолгу сидеть и смотреть, как пустые провалы оконных проёмов загораются, постепенно разгоняя предрассветную тьму. Тогда, будучи молодым и наивным, я представлял, что в одном из этих окон появится двуногий друг, который примет, обогреет, будет рядом, что где-то там есть место и для меня. Когда-то давно. Теперь я не верю в сказки.
Пока я, погрузившись в воспоминания, смотрел на яркие прямоугольники проёмов, двуногий недвижно стоял рядом, сверля взглядом черноту ночи. Его тоже не было здесь. Я повернул к незнакомцу морду и он, почувствовав на себе пристальный взгляд, посмотрел на меня, словно спросонья, и слабо улыбнулся.
Мы не стали нырять в тёмные бездны подворотен окраины города, а пошли, держась от него на почтительном расстоянии. Злой ветер то и дело швырял нам в морды гроздья ледяной пыли. И всё же здесь, на отшибе, мы оба чувствовали себя лучше, чем в мрачных ущельях бетонных коробок. Город не принимал таких как мы.
Наш путь завершился у станции. Не в том месте, где в мешке из красного кирпича ютились