– Там только философов и не хватало.
– Да ну вас!
Обиженный Тимко поплелся в свой угол и упал на полати лицом вниз; теперь ему придется спать на животе по меньшей мере неделю, пока не заживет спина и то, что пониже.
– Сними рубаху, – послышался голос Микиты.
Тимко повиновался. Микита начал смазывать ему побитые места густой темно-коричневой мазью, в составе которой были барсучий жир, березовый деготь и еще много чего. Ее сделала мать Микиты, сельская знахарка, хотя Тимко подозревал, что она была ведьмой. Что бы Микита ни делал, какие штуки ни откалывал, почти всегда ему удавалось избежать наказания, в отличие от Тимка, которого пороли регулярно, за малейший пустяк, – собственно, как и других бурсаков. Похоже, мать Микиты заколдовала сына, или он был чересчур удачлив.
Тимко учился в Киево-Могилянском коллегиуме. Большая часть бурсаков имела все основания называться «злыденной братией». Исключение составляли выходцы из обеспеченных семей. Одни жили в своих собственных, специально для этого купленных домах, а другие, менее зажиточные, квартировали у киевлян на полном довольствии. С этими «панычами» учащиеся коллегиума, проживавшие в бурсе, не дружили и часто дрались.
В общежитии на Подоле всегда было холодно и сыро, особенно зимой, бурсаки часто болели и даже умирали. Иногда, чтобы согреться, они разбирали заборы мещан и городское ограждение из больших деревянных колод и несли эти дрова в бурсу. Не имели они и стипендии. А поскольку у многих просто не было денег на жизнь, киевские бурсаки изыскивали всевозможные средства, чтобы прокормиться, одеться и продолжить обучение.
Они ежегодно избирали из своей среды двух префектов, нескольких ассистентов и секретарей с приятной внешностью и бархатными голосами. Им вручалась особая книга – «Album», с которой спудеи[11] обходили киевских граждан и жителей окрестных сел и где регистрировались все пожертвования. Но народ не очень убеждали ангельские голосочки просящих, потому как все хорошо знали, что собой представляет лихое и бесшабашное бурсацкое племя. Иногда их не пускали даже на порог, поэтому улов префектов был очень скудным, и его едва хватало на письменные принадлежности.
Летом бурсакам приходилось наниматься прислужниками, сторожить, батрачить, пасти лошадей. Спудеи, как правило, имели хорошие голоса и иногда получали небольшие деньги за участие в митрополичьем хоре, за чтение псалмов, «утешительных речей» над покойным, стихов для знатных лиц, за составление панегириков. На праздники, особенно Рождество и Пасху, бурсаки ходили по городу с колядками, кантатами, вертепами и поздравительными песнями. А кое-кто, совсем отчаявшись, стоял на паперти и просил милостыню.
На время летних каникул некоторые спудеи получали паспорт и шли на «репетиции» по городам и весям, чтобы собрать средства на следующий учебный год. Путешествовали они два-три месяца, а то и год. Ходили небольшими группами, имели вертепы, заготовки для поздравительных речей, ноты,