Внезапно откуда-то сбоку послышался негромкий голос. Удивительно, что рёв «болельщиков» Джо не заглушил его.
– Не делай этого.
Флэш повернулся. Рядом стоял человек, чей взгляд, так же как все все остальные взгляды, был устремлён на буйствующего Джо и его жертву. Но в этом взгляде не было ничего похожего на азарт и, тем более, радость. Усталость и, быть может, лёгкое презрение – вот что в нём было.
– Поздно. Бесполезно. – Говоривший покачал головой. На мгновение его чёрные глаза, одновременно и внимательные, и как будто устремлённые в какую-то нездешнюю даль, задержались на Уэсли. Но лишь на мгновение.
Он был прав, обладатель этих глаз, чертовски, тысячу раз прав: поздно. Джо продолжал пинать мёртвое тело.
Когда это дошло до всех, кольцо зрителей распалось. Джо, в последний раз врезав ногой по тому, что ещё недавно было Кейсом, сплюнул на землю и отошёл. Несколько человек тут же устремились за ним.
Уэсли, выбравшийся из толпы одним из первых, успел заметить, что единственным, кто всё время оставался вне круга «болельщиков», совершенно в стороне от происходящего, был тот самый постоянно улыбающийся тип из первой слева камеры. Он улыбался и сейчас, и стоял так же неподвижно.
Теперь, когда всё было кончено, появились надзиратели. Фил вплотную подошёл к Джо и проорал ему в самую физиономию:
– Какого хрена ты опять устроил драку, сукин сын?
С Филом Джо уже не мог вести себя, как «главный». Потому что у Фила был автомат, которым он не замедлил воспользоваться – правда, не по прямому назначению. Приклад с силой врезался Джо ниже пояса.
К телу тем временем подошёл человек с густой чёрной бородой, в накинутом на плечи халате. Тюремный врач. Он пощупал пульс под подбородком Кейса, приподнял веко, что-то сказал стоявшему рядом Визеру. Тот накрыл тело грязной тряпкой. Видневшаяся из-под её края тёмно-красная лужа тускло поблёскивала, не желая впитываться в Лабрисфортскую скалу.
Надзиратели принялись загонять заключённых обратно в здание. Фил разорялся о том, что по милости Джо у них будет двадцатиминутная прогулка вместо часовой, и пусть кто попробует вякнуть, и всё в таком духе.
Против всех, кто шёл неохотно, надзиратели активно использовали приклады своих автоматов. Уэсли не стал дожидаться крайних мер и без посторонней помощи направился к двери.
Оказавшись вновь в своей камере, где не отвлекали ни окрики охраны, ни детали тюремной жизни, которые нужно было подмечать, Уэсли погрузился в размышления.
Он думал о последовательности событий сегодняшнего утра. Тошнотворный тюремный завтрак. Леденящий холод бетонной стены. Совершённое на его глазах убийство.
Вкус. Осязание. Зрение.
Лабрисфорт даёт себя почувствовать. Приоткрывает непроницаемую завесу тайны, надёжно прячущую всё, о чём не положено догадываться тем, кто не был и никогда не будет здесь.
Всё время, пока эти мысли крутились в голове