Должен признать, что эти трудные люди тоже влияли на деповских. От своих манер и привычек они освобождались не вдруг, и я иногда ловлю себя на каком-нибудь сорном словечке, хотя знаю – по-русски обо всем можно сказать хорошо, обыкновенными словами.
Однако вернемся к Спирину. Уговаривать его в тот вечер было бесполезно, а милицию в депо не звали ни по какому случаю. Собралось несколько человек второй смены, вытолкали его из цеха, однако он застрял на деповском дворе, у Доски почета, где и моя фотография висит.
– Коммунистического труда? Вы? – глотая пьяные слезы и скрипя зубами, обращался он к портретам. – Не-е-е, вы еще не знаете Петьку Спирина, скучные вы рожи! Ишь вы – «кому-нести-чего-куда»! Передовики! Вы, значит, спереди, а я, значит, сзади?..
А поутру он дождался у общежития Клаву, грубо схватил за руку. Серое лицо его подрагивало, костюм был весь в мелких волосинках, будто о Петьку чесались собаки.
– Ты поговоришь со мной, поняла! – трезво и твердо сказал он.
– Не о чем, – отрезала Клава, пытаясь вывернуть из его клешней свои тонкие руки.
– Клаша, – вдруг униженно, просительно заговорил он. – На что хошь пойду. Ну, глянь на меня! Покажь глаза-то!
– Нет.
– Я тебе… что… совсем не по душе?
– Ты? – Клава по-прежнему смотрела в землю. – Страшней войны.
– Нет, ты поглядишь на меня! – с угрозой сказал он.
– Пусть лучше глаза лопнут.
– Все одно поглядишь! – прорычал Петька и отпустил ее.
На работу он не вышел, где-то пьянствовал, но это с ним случалось уже, и никто не подозревал беды. А она пришла назавтра.
В тот безветренный июльский день парило невыносимо. Над станцией колыхалось марево – деповское железо нагрелось и зыбило воздух. Все спрятались под крышу депо, там было свежо, как под мостом. Пути обезлюдели, только вдали, в товарном парке, медленно, будто сонные мухи, бродили меж вагонов смазчики.
Готовый к рейсу ФД, знаменитый наш тяжелый магистральный паровоз, стоял напротив конторки дежурного по депо, отфыркивался, струил вокруг себя горячий дух. Машинист пошел заполнять маршрут, да, видно, в парке не был еще готов поезд. А может, и в контору заглянул – с утра ходили слухи, что кассирша привезет деньги. Помощник лязгал в тендере стальными резаками – неудобными такими штуковинами наподобие длиннющих кочерег, а пожилой кочегар совсем сомлел в будке. Ничего, казалось, не могло произойти в такой душный и скучный день, однако стряслось.
У паровоза появился одетый в чистое и побритый Петька Спирин.
– Эй, лепила! – крикнул он кочегару. – Слышь, кассу открыли!
– Ну? – встрепенулся тот. – Пойти очередь занять?
– Дело хозяйское, – равнодушно сказал Спирин и сплюнул по обе стороны.
– Побегу, – решил кочегар, спускаясь на землю. Он заспешил к конторе, крикнув на