Гвоздь всегда свято покрывал себя положенными вору татуировками. На груди его было вытатуировано пронзенное кинжалом сердце – символ вора в законе.
– И тебя, гражданин майор, не обидим. Ты – «кум» злой, но справедливый. Братва на тебя сердита, но правоту за тобой признает.
– Вот спасибо.
– Найдем местечко, не бойся.
– А себе-то уже местечко присмотрел?
– Это уж как господь начертит.
– С утра два быка у ворот дожидаются на «Вольво». Не за тобой?
– Вряд ли. Какой там «Вольво»?
Но, к удивлению самого Гвоздя, парочка на «Вольво» дожидалась именно его.
– Смотри, Полосатик, кореша пожаловали, – прошептал Гвоздь, поглаживая выглядывающего из-под пальто кота.
У зеленого «Вольво» стояла знакомая неразлучная парочка – Матрос и Киборг. Матрос – невысокий, подвижный, с худым, нервным, красивым, злым лицом и глазами навыкат, с небольшой сумасшедшинкой. Киборг – огромный детина, чем-то действительно напоминавший Терминатора в исполнении Шварценеггера. Они были одеты в одинаковые красные шерстяные пальто. У Матроса пальто было распахнуто, под ним виднелась черная рубашка и толстая золотая цепь, татуированные руки тоже были все в золотых кольцах. «Как Петрушка», – подумал Гвоздь.
Чуть в отдалении стоял «жигуль» с еще двумя короткострижеными, тупомордыми быками.
Матрос расчувствовался и едва не прослезился, завидев Гвоздя.
– Тысячу километров отмахали, – оценил заботу Гвоздь.
– Хоть десять тысяч, – отмахнулся Матрос. – Гвоздь, на тебя надежа.
– Чего это?
– Везде гадский промысел. Жизни честному люду не стало, Гвоздь. Беспредел одолел, – Матрос распахнул дверь «Вольво» и жестом пригласил вора садиться.
– Излагай.
– Потом. Дома… Сегодня наш праздник.
Глава 4
Судмедэксперт
«Эх, ну почему я не дантист?» – в очередной раз с горечью подумал Граерман, сбрасывая скорость и прижимая машину к тротуару. Место было людное. Перед кинотеатром «Встреча» толпились цветочники и торговцы продуктами.
– Куда, мужики? – спросил Граерман, распахивая дверь.
– В Рогово, – сказал высокий, одетый в хлопчатобумажный пятнистый военный комбинезон и обутый в кроссовки, прыщавый парень лет двадцати пяти – тридцати на вид, похожий чем-то на деревенского дурачка. Его плечо оттягивал свернутый палас, а у ног стояли две хозяйственные сумки.
– Сколько не жалко? – осведомился Граерман.
– Ну, две сотни, – помялся приятель прыщавого – кряжистый, с широкими ладонями, одетый в коричневую куртку с надписью по-английски «Нью-Йоркские буйволы», «работяга». Его жиденькие волосы едва прикрывали розовую лысину.
– Обижаешь, – покачал головой Граерман.
– Ну, – «работяга» прищелкнул языком. – Ну две с половиной.
– Да туда пилить-то сколько. И дорога