День был жаркий. Комиссар измучил и басмача, и себя. Наконец, теряя терпение, он откинулся в кресле, сбросил рукой со лба капли пота и велел принести чаю.
Чай подали не в пиалах – фарфоровых чашах без ручек, обычных на Востоке, – а в стаканах.
Комиссар дал пленному отдых. Оба сидели у окна, пили чай, толковали о погоде, урожае хлопка, гранатов, шелковицы. Комиссар уже сделал вид, что готов поверить легенде басмача: границу пересекли нечаянно, заблудились в темноте, путь держали в соседнее селение – посчитаться с противниками, выполнить обычай кровной мести.
И вдруг комиссар встал.
– Довольно, мистер Смит, – сказал он по-английски.
Вскочил и басмач. От растерянности он онемел. В руке его застыла чайная ложка. Он крепко сжимал ее в руке, потом выпустил, и ложка звякнула об пол. Комиссар не спускал с нее глаз. Он нагнулся, поднял ложку и положил на столик.
Шпион понял свой промах, но слишком поздно. Он забылся за чаепитием. Он стал размешивать ложечкой сахар в стакане, как это принято в Европе.
Матюшин любил читать про пограничников, а этот рассказ – он так и назывался – «Чайная ложка» – почему-то особенно увлек его. И наверно, сыграл роль в его судьбе, так как Матюшин твердо решил, окончив школу, идти в пограничные войска. Как знать, быть может, не будь того случая в горах Тянь-Шаня, не было бы в жизни Матюшина и Ладоги, и эшелона ленинградцев.
Да, враг обнаружит себя каким-нибудь неосторожным жестом, словом. Выдаст, если его подтолкнуть… Конечно, само собой это не произойдет. Нет. Матюшин не привык рассчитывать на легкий или случайный успех.
– Товарищ лейтенант, – донесся до него тенорок сержанта. – Капустки похрупать, а?
Подошел час обеда. Питание на КПП было хоть и посытнее, чем в блокадном городе, но далеко не обильное – жидкий суп, заправленный щепоткой крупы, немного овсяной каши. И бочонок с кислой капустой, выданной недавно сверх пайковой нормы, составлял главную приманку в скудном меню.
– Похрупаем, – кивнул Матюшин, думая о своем.
Пассажиры тоже будут обедать. Надо присутствовать, понятно, как бы невзначай, не вызывая тревоги. Люди голодные и сытые едят по-разному.
Лазутчик вряд ли голоден.
Известен под именем Карл… И больше ничего, ни одной детали, черты, по которой его можно было бы узнать. Почему так лаконична шифровка?
Шифровка не содержала примет Карла по той простой причине, что чекисты, начавшие розыск, ими не располагали.
Сообщать всем контролерам, на все рубежи о странном эпизоде в квартире на проспекте Маклина не имело никакого смысла. Это ничуть не помогло бы пограничникам. Сама Анна Степановна Лихачева, единственная обитательница квартиры, не видела Карла. Могло статься, ей почудилось…
До войны квартира была многолюдная и на редкость дружная, несмотря на то что жили в ней люди очень и очень разные. Анна Степановна преподавала математику, приносила