Сам я трижды сталкивался с деятельностью привидения, но сообщать об этом не стану, ибо не обладаю художественным слогом достаточной силы.
Несовершенство формы
Долгое сидение за пультом чревато неприятностями, и я отправился к своему костоправу.
Тот принялся задумчиво откручивать мне башку, рассказывая о суслике и сурке, которых кормил в Канаде булкой. Потом обронил:
– У тебя, по-моему, не замкнутый Виллизиев круг. Так что советую поберечься.
Это артериальное кольцо в основании черепа.
Он продолжал:
– Впрочем, сколько занимаюсь – не видел ни одного замкнутого. Только на картинках. Ну, и на вскрытиях иногда.
Я слушал.
Династия меломанов
Дочура не так уж много, слава богу, от меня унаследовала, но чувство прекрасного у нас примерно одинаковое.
Пишет из универа: «Смотрим на фонетике мюзикл. Я в аду. „My Fair Lady“. Вспоминаются жабы, которые пели, когда принц русалочку в лодке катал. Пожилой джентльмен в цилиндре дарит ей фиалку, пока она поет. На заднем плане, пританцовывая, рабочие разгружают уголь».
Трудности перевода
Вчера я в полной мере осознал, что переводчики находятся под защитой Небес. Инструмент у Небес, разумеется, Гуголь.
Примечательно не то, что он вообще появился, а то, что удивительно вовремя.
Переводя рассказ Стокера, в котором всего-то шесть страниц, я напоролся на пассаж с отсылкой к пьесе Бульвера-Литтона (блядь) «Лионская красавица» (дважды блядь) без указания имени ее автора (трижды блядь) и построенной на игре слов (непечатно).
Я считаю себя вправе не знать эту пьесу и не догадываться о ее существовании. Теперь смотрим: до известной эпохи переводчики сидели на зарплате. Без Гуголя мне, к бабке не ходи, пришлось бы переться в библиотеку на поиски даже не пойми чего. Ради двух строчек был бы убит, как минимум, день. Но с голоду я не сдох бы, потому что фиксированная ставка. Нынче же с этой библиотекой не выживет, ясное дело, ни один переводчик.
Как Небесам удалось настолько точно рассчитать, когда именно переводчикам станет нечего жрать, и подсунуть им Гуголь? Боже, храни полярников, как поется.
Последний лист
Хитросплетения жизни.
У Половинки есть балкон, на котором я курю; под балконом растет с претензией на дерево куст. На ветке застрял черный носок. Между нами протянулась дуга. Я медитирую на него.
Носку не страшны ни снегопады, ни ураганы. Он одинаково висит зимой и летом. Сменяет бор багряный свой убор, а он сохраняется и начинает напоминать последний лист из рассказа.
Некий житель или его разгневанная