После того как я начал проводить время с матерью, я осознал, что важно иногда замедлить шаг. Наконец я понял значение слов, которые слышал миллион раз: качественное времяпрепровождение. Пегги была права: встречи с другой женщиной укрепили мой брак. Я стал лучше – как муж, как отец и, надеюсь, как сын.
Спасибо, мам. Я люблю тебя.
Прикосновение Рамоны
После моей операции прошло несколько недель, и я отправилась к доктору Белт на плановый осмотр. Я только что прошла первую химиотерапию. Шрам у меня еще не зажил до конца, рука не слушалась. Я испытывала целый комплекс новых ощущений – как будто в двухкомнатную квартиру, где раньше жили две мои груди, а теперь осталась одна, поселилась новая соседка.
Меня, как обычно, отвели в лабораторию взять кровь. Для меня это самый настоящий кошмар – я ужасно боюсь иголок. Я легла на кушетку. На мне была просторная фланелевая клетчатая рубашка и сорочка – тщательно продуманный наряд, хотя я надеялась, что окружающие решат, будто я надела первое, что попалось под руку. Рубашка скрывала мою новую грудь, а сорочка – защищала ее; к тому же пуговицы легко расстегивались, что облегчало медицинские процедуры.
В комнату вошла Рамона. Ее теплая лучистая улыбка была такой знакомой – и так контрастировала с моими страхами. Впервые мы встретились в кабинете врача несколько недель назад. Тогда она еще не была моей медсестрой, но я ее запомнила, потому что она смеялась. Смех был глубоким, сочным и обволакивающим. Помню, я еще подумала: что она нашла смешного? Над чем вообще можно смеяться, когда тут такое происходит? Я решила, что она несерьезный человек и надо найти более ответственную медсестру. Но я ошиблась.
В этот день все было по-другому. Рамона уже брала у меня кровь и знала, как я боюсь иголок, поэтому спрятала инструменты под журналом с яркой обложкой.
Расстегнув рубашку и сняв сорочку, я обнажила катетер на груди, отчего стал виден свежий шрам.
– Ну как, заживает? – спросила она.
– По-моему, да, – ответила я. – Я аккуратно мою его каждый день.
На моем лице, наверное, отразилось воспоминание о том, как вода течет по мертвой груди. Рамона протянула руку и мягко коснулась шрама, ощупывая кожу, проверяя ее гладкость и наличие неровностей. Я тихо заплакала. Она ласково посмотрела на меня и спросила:
– Ты ведь его еще не трогала, правда?
– Нет, – ответила я.
Тогда эта чудесная женщина прикоснулась своей золотисто-коричневой ладонью к моей бледной груди. Она держала руку довольно долго, а я плакала. Потом она мягко сказала:
– Это часть твоего тела. Это ты. Ничего страшного, если ты к ней прикоснешься.
Но я не могла. Тогда она потрогала вместо меня – шрам, заживающую рану, а под ней – мое сердце.
– Я подержу твою руку, – сказала Рамона и прижала ладонь к моей руке. Мы обе молчали. Это