Иными словами, как практикующему художнику смертоубийственные методы ей были чужды, однако она относилась довольно серьезно к подобным работам как теоретик, как историк искусства.
Тепин заподозрил Катрин в двоемыслии. Принимая историческое убийство свиньи в галерее «Риджина» и тому подобные акции, а также членовредительства известных актуалистов, сама Катрин не желает запачкаться кровью.
– Если надо будет лягушку раздавить, не раздавишь? – Нет.
– Даже если это работает на концепцию?
– У меня не может быть концепции, которая связана с убийством лягушки.
– И червяка?
– И червяка.
– И мухи?
– И мухи.
– Ну, про мух ты мне не рассказывай. И про комаров тоже.
– Послушай, – сказала Катрин. – Я не позиционирую себя как художник, когда я убиваю муху или комара. Когда я позиционирую себя как художник, я лучше разрешу себя кусать.
– Но почему же ты не протестовала против убийства кота?
– Я не одобряю убийство кота, но если оно стало свершившимся фактом художественной жизни…
– Убийство стало фактом жизни…
– Хорошо: фактом художественной практики… если так, то я должна воспринимать это именно как факт, как событие. Я могу критиковать этот перфоманс, но я должна признавать, что он факт художественной практики. Я признаю. Я считаю, это плохой перфоманс, очень плохой. Но я признаю, что это перфоманс. Я уважаю чужие мнения об этом перфомансе. Если я правильно помню, профессор Савчук сказал: убийство живого кота проблематизирует место его социальной функции… Я не согласна. Но я уважаю его мнение.
– Объясни мне, чем этот перфоманс плох? Я понимаю, что убивать котов нехорошо, но с точки зрения арт-критика, с твоей точки зрения, чем плох перфоманс?
– С точки зрения арт-критика, если тебя интересует мое мнение, этот перфоманс плох этим. Художник – не убийца. И не самоубийца. Некоторые думают по-другому, но я думаю так.
– А можешь ли ты признать, что при некоторых условиях убийство кота будет хорошим перфомансом?
– Я не знаю таких условий.
– Ну, скажем, если кота убили не по концептуальным соображениям, а по приговору. По законному приговору. Пусть жестокому, но справедливому. Разве тогда художник будет убийцей? Он будет – рукой проведения.
– Не понимаю, о каком приговоре ты говоришь? Кто может приговорить кота?
– Допустим, ветеринар. Допустим, кот болеет чем-то таким, что несет угрозу другим котам. Или людям.
– Это очень жестоко, – сказала Катрин.
– Не спорю. Но будет ли это перфомансом, фактом жизни художественной?
– Это плохой перфоманс, очень плохой.
– Чем же это искусство плохое?
– Нехорошее, очень нехорошее, – повторяла Катрин. – Хорошо, «нехорошее», но разве не жесточе и не циничнее убивать ни за что? Ради краси