Итак, вторник проходил по тому же сценарию, что и понедельник. И только в среду, почему-то именно в среду, Петрович начинал ждать выходных. Эти мысли о конце недели скрашивали обиды на мастера и досаду на Клаву. Дни бежали быстрее, и вот, наконец, приходила пятница, такой же рабочий день, как и все остальные, и в то же время такой отличный от них.
В пятницу Петрович спокойно дожидался конца рабочего дня, отстаивал очередь в винном отделе и только тут ощущал удовлетворение, творческий подъем и чувство свободы. Он шел не спеша, с удовольствием отмечая ритмичное постукивание бутылки, радовался жизни, как радуется жизни солдат в увольнительной, и так же открыто и по-доброму смотрел на людей.
В ту пятницу, о который идет речь, Петрович направился прямо домой. К друзьям не тянуло – тянуло в семью, хотелось разговора про отметки, про то, как нелегко нынче учиться, про то, что отец мог бы побольше заниматься с детьми.
Дома было пусто. Петрович прошел на кухню, открыл бутылку и выпил. Никто не мешал наслаждаться жизнью, но чего-то не хватало. То ли компании, то ли чего-то еще. Он заглянул в комнату сына, посмотрел на плакат с изображением мужика с зелеными волосами и малиновыми губами. Взял транзисторный радиоприемник, вернулся обратно на кухню и выпил еще: стало немного обидно, что праздник проходит в одиночестве. Петрович включил приемник, крутил колесико и выхватывал из эфира обрывки каких-то песен, и вдруг из динамика послышалась человеческая речь.
Диктор бодрым голосом объявил: «В эфире передача „Ровесник“, клуб „Посредник“». Петрович заинтересовался, а диктор тем временем продолжал:
– А еще нам написала Рита из Зеленограда, и я с удовольствием прочитаю ее письмо. – И чтение письма