Рядом с этим домом был сад. В течение дня там было много народу, но к вечеру этот сад превращался в пустыню, потому что там собирались блатные. Они сидели на скамейках, пили пиво и обсуждали свои дела на особом языке, который мы уже понимали.
Можно сказать, что они любили нас. Иногда они угощали нас какой-нибудь едой, и еще они любили смотреть, как мы метаем ножи в цель. У меня был тяжелый нож десантника – не помню, у кого я его отобрал, а мой друг пользовался легким медицинским скальпелем. Мы бросали наши ножи в спичечный коробок с пяти метров, и эти блатные ставили деньги – кто из нас выиграет. Обычно мой друг побивал меня. Я поражал цель шесть раз из десяти бросков, он – восемь раз. Он хранил свой скальпель за шиворотом, и это было великолепное зрелище, когда он вскидывал руки кверху и молния вылетала из ниоткуда.
Однажды мы увидели в саду какое-то животное. Оно стояло на задних лапах и клянчило еду. Блатные кидали ему хлеб и мясо. Я сразу понял, что это была собака, потому что раньше видел другую собаку, а мой друг сразу догадался, что это была собака, потому что он читал о собаках в книжке – была у нас такая книжка, которая называлась «Каштанка». Собака была невиданное зрелище в Ленинграде той поры, потому что все животные в блокаду были съедены. Мы подошли ближе, чтобы погладить ее.
Увидев нас, один их этих блатных, сильный мужчина лет сорока, с длинными усами, приподнялся и приветственно помахал нам рукой.
– Хотите видеть забавную штуку? – спросил он.
Мы с готовностью засмеялись.
Он неторопливо подошел к собаке, вынул из кармана голубую пружинную финку, наклонился к собаке и сделал что-то такое, отчего она завизжала. Потом он выпрямился и показал нам собачий хвост в своей руке.
Я стоял парализованный, почти мертвый, но мой друг вскинул руки кверху, и время остановилось. Много позже я стал фанатом Кунг-Фу и Дзена, тогда время довольно часто останавливалось для меня, и я перестал удивляться этому. Но в тот раз это было впервые.
Я стоял разинув рот и смотрел, как маленький тонкий предмет, медленно плывет по направлению к этому мужчине. В своем движении он лениво кувыркался, вспыхивая на вечернем солнце, каждый раз ломая свою длинную тень на земле. Я мог досчитать до пяти, прежде чем он достиг этого мужчину и начал медленно тонуть в его горле. Когда он наполовину исчез, мужчина начал закатывать глаза и поднимать кверху руки.
Все это было ужасно медленно, и я уже понял, что мы должны бежать куда-нибудь, но нам все равно было негде спрятаться. Я стоял, не ожидая ничего хорошего.
Время вернулось, и мужчина с длинными усами тяжело грохнулся на землю. Все оставались на своих местах в молчании. Наконец их босс развязал язык.
У него на груди была татуировка – пять церквей. Это обозначало, что он пять раз сидел в тюрьме. Поэтому он был их босс.
Он сказал на их языке, что пацан был