В столовую и медпункт идти она постеснялась. В стороне от лагерных площадок и корпусов стоял беленый домик в четыре окошка. На веранде его сушились белоснежные передники и косынки. В домике оказалась миловидная светловолосая девушка лет семнадцати, которая, как в сказке, сидела у окошка и прилежно что-то шила. Она сразу же прониклась сочувствием к Наталье, поохала над испорченным платьем, налила в тазик теплой воды, разыскала в тумбочке таблетку гидроперита и проворно оттерла пятно. Платье выполоскали, повесили сушить, и хозяюшка, оказавшаяся подсобницей с кухни и назвавшаяся Людой, увела Наталью за простынку, перегородившую комнату.
– Заморились? – ласково спросила она, поглядев на Наталью. – Не переживайте. Да вы прилягте, отдохните. Концерт не скоро закончится. А я схожу за утюгом в гладилку.
Наталья, кое-как натянув узенький короткий халатик хозяйки, так и сделала: прилегла на одну из кроватей, застеленную зеленым одеялом. Кроватей в закутке было три: эта часть комнатки, судя по всему, служила спальней, а передняя половина – гостиной.
От постели слегка пахло свежим, чистым бельем. За окном большое дерево шелестело листьями, солнечные пятнышки мельтешили на белой марле, натянутой на оконную раму от комаров, потом перескакивали на стену и тут же исчезали. Вдали, наверное в клубе, неразборчиво играл баян, но голос кукушки в близком лесу был слышнее. Изредка ветер взвивал ветки, и тогда доносился еще и шум вершин, но порыв пролетал – и все стихало, только слабо шуршали листья о марлю. «Как хорошо… как тихо…» – подумала еще Наталья, а потом, сама не заметив как, задремала.
Она спала не более десяти минут, но почувствовала, что отдохнула. За простыней было тихо: хозяйка, похоже, еще не вернулась. Вдали звучала музыка – видимо, концерт продолжался. Солнце теперь прыгало на потолке, и Наталья подумала, что ей давно не было так уютно на душе. Она с нежностью вспомнила плохо вымытую дочкину шейку, но не огорчилась этим, а решила, если вожатая позволит, спуститься с Лидочкой к речке искупаться. Всякий раз, когда Наталья какое-то время не видела дочь: была в командировке, или отправляла ее к своей матери, или, как сейчас, в пионерский лагерь, – она смотрела на ее лицо после разлуки как на родное и в то же время не очень знакомое. Привыкнув к Лидочкиным неожиданно темным глазам и широким бровям, она не переставала удивляться, до чего девочка походит на отца. И только нос, да щеки, да легкие пружинистые волосы были Натальины.
Да, а когда-то Наталье было приятно это сходство, ведь ее бывший муж очень красив. Недавно