Широкий проспект Мандельштама
Появится в городе-свете.
И съезд воссияет Марины,
И, клёнами жарко алея,
Овеет красою старинной
Алёши святая аллея.
И набережной Анастасии
Раскроются светлые длани…
Не будет прощенья России,
Не будет спасенья России,
Не будет крещенья России
Без этих высоких названий.
Где начинается небо?
Нет выше неба ничего,
Но знать мне хочется давно,
Откуда льётся высь его,
Где начинается оно.
Быть может, там, в разломах тьмы,
Куда не долетает взгляд, —
Краса, какой не знаем мы,
И цвет свободы не измят?
И, может быть, на том краю,
Где страх падения изжит,
Скорей услышат песнь мою,
Чем тот, кто никнет и дрожит?
Там, на Планете Добрых Рук,
Дела и помыслы чисты,
Там нет ни горя, ни разлук
И к правде высятся мосты.
И нет ни лука, ни копья,
И чист огонь, и светел труд,
И там бы встретил я тебя,
Где любят, веруют и ждут.
Нет выше неба ничего,
Но я узнаю всё равно,
Откуда льётся высь его,
Где начинается оно!
Глаза былого
Как мало на свете тепла,
Как мало на свете весны!
Мгновенье – и жизнь протекла,
И сердцу пора на весы.
Но лишь обернёшься назад,
Посмотришь на тающий путь,
Навстречу – былого глаза,
И больше моим не заснуть.
Городской пейзаж
Всё тот же пейзаж городской
Рисует дождя акварель,
Всё той же струится рекой
Неон сквозь узорчатость штор,
Всё так же, гудками воспет,
Бессонницу празднует Лель
И предупреждает проспект
Мигающий в ночь светофор.
А тот, кто не спит за рулём,
Врываясь под занавес брызг,
Не ждёт перед мигом-огнём
Спасения от тормозов.
Нет в жёлтом преград и тенёт:
«Езжай, но на свой страх и риск!»
И тот, кто не спит, не уснёт,
От этих напутственных слов.
И брошено в шелесте шин
Так много незнаемых дум,
Невидимых бездн и вершин,
Надежды и боли такой,
Что, если бы мог разгадать
Тревогу мою и беду,
Устал бы и дождь рисовать
Привычный пейзаж городской…
Да будет речь!
Пишу стихи неведомо кому,
Шепчу слова, которым нет ответа.
Так шлёт сигнал в космическую тьму,
Ища друзей, забытая планета.
Пятьсот мильярдолетий световых
Преодолеет в поисках приёма
Скупой рассказ о радостях земных:
Как