– На щите видела? Это что?
– Это, то, – ответила она одними глазами, – Молодец глазастый, – В глазах ее мелькнули две хитринки, тут же прикрытые густыми ресницами.
Ростислав сбежал с крыльца, широко раскрыв объятия, он искренне был рад приезду младшего родственника.
– Проходи, проходи Андрюха, – Он в обращении был прост, – Дай, обниму братуху, эвон какой здоровяк стал, Скоро батьку моего Мстислава и своего Юрия догонишь, а они Буй туры не последнего десятка.
– Здрав будь, брат Ростислав, – Обнимая, ответил Андрей, – Да ты и сам вроде в ските не ссохся, хотя ходит молва, что совсем черноризцем заделался.
– Ищу. Ищу божью долю, да о том потом. Соловья баснями не кормят. Шагайте в хоромы, ополоснитесь с дороги и к столу. Люблю себя за столом потешить, здесь я старцам не товарищ, здесь я в батьку твоего – дядьку Юрия. Идите не томите. Перепела остынут и осетра разварятся.
Вечером в палатах Ростислава в смоленском детинце, на пиру, данном в их честь, разговоры велись об урожае на этот год, о том, что Днепр обмелел, в виду сильной засухи, и потому струги с трудом доходят до волока и торговля хуже, чем в году прошлом. Говорили о Мономаховых законах, и о том, что нет твердой руки ни здесь на Руси, ни там, в Свейских землях, откуда родом мать Ростислава королева Христина, а потому множатся усобицы, и всяк прыщ себя горой мнит. О ценах на скот и на коней степных, на хлеб и мед. О том, что в Переславле, у дяди Ярополка, рухнул храм Архангела Михаила, а это не к добру. А еще, говорили, что Ярило обиделся на то, что забывать стали его в землях киевских, и ударил солнечными стрелами по стольному граду. Сначала выгорел весь посад Подолом прозываемый. Но не поняли поляне предупреждения и не поднесли положенных даров. И вот, неделю спустя, погорел верхний город, все монастыри и церкви огнем смело – и было их числом под сотню. И еще, сгорела жидовская слобода, но то и понятно. Они жиды – торговый люд, мытари, мало чтили старых словенских Богов, поклоняясь каким-то своим. Видать не уберегли их новые Боги. Все это обговорили за широким столом, сытным и яствами богатым. Попенял Ростислав, что не часто его дядька Юрий жалует, но сам же оговорился, что и он не подарок, и к любимому дядьке Вячеславу, который ему Смоленский стол оставил, то же в Туров, почитай, год не заглядывал. Не преминул укорить, незлобиво, что ты княжич тоже на его дворе учебу в валетах проходил, а вот заглянуть к старику оказии не нашел. Сам же потом и успокоил, что дело важнее, тем более, если для всей родни нужное, и конечно поймут и простят старшие, но все равно не хорошо это. Забываем мы, что нам пращурами завещано. Поохали о смерти родичей. Этот год многих прибрал. Ростислав пообещал грамотки к родне Заморской отписать. Но к ночи угомонились, и разошлись по опочивальням набираться сил на завтрашний путь.
Добр и умен был князь смоленский. Видел он в Андрее то, чего ему самому не хватало – устремленность и железную волю.