Беда повел рассказ про то, как Илья родом из Мурома тридцать три года на печи лежал, про волхвов, что его живой водой напоили, и про то, как он в Киев, ко двору Владимира Красно Солнышко, поехал напрямую через Брынские леса.
Рассказ лился размерено, дорога ровно ложилась под копыта коней, вокруг пока еще были родные суздальские леса и князь расслабился и вздремнул, не закрывая глаз, что бы не обидеть рассказчика. Такой дреме его тоже научил Данила, вот и пригодилось первый раз.
Очнулся он на берегу Колокши у брода, за рекой начинались былинные леса, о которых только что рассказал ему Беда. Часть дружины уже переправилась и ожидала остальных. Выбравшись на другой берег, князь отряхнул воду с боков коня и дорожных сапог и вгляделся в темноту ожидавшего их леса.
Суровый бор подходил прямо к поляне, он начинался вдруг, без опушек и подлеска. Мачтовые сосны встали плотным строем, прикрыв собой небольшой ельник. На душе стало как-то не спокойно, всплыли воспоминания о страшных сказках про лешаков и вурдалаков.
– Чего князь пригорюнился, – Раздался насмешливый голос рядом, – Али леса испугался? Лес – он и есть лес, сосны да елки, вся не долга.
– Малка, – На душе оттаяло, – Вот чертовка, колдунья лесная. Ей лес, что дом родной. А уж ее Угрюмам…, – Андрей поворотился в седле, встретился взглядом с лазоревыми глазами и помягчел, – Да нет, вот думаю, дорожка узковата, придется след в след ехать. Да надо кого на сторож пустить.
– Ты Угрюмов вперед пошли. От старой дружины, берендеев по бокам, а Данила пусть сзади обоз стережет, – она почти шепнула, не размыкая губ, – Извини за подсказку, – И тут же пропала, как и не было.
– Вот колдовская девка, – Опять подумал князь, но уже отдавал приказы, чем не мало удивил и Данилу и Чубара, потому как добавить к сказанному было нечего. Все было грамотно, правильно и точно.
Посольство втянулось в темноту чащи, под зеленый полог соснового лапника. Когда за последним воем, разогнулись колючие ветки, на полянке появился заяц, сделал стойку и дал стрекача в сторону опушки. Теперь даже пролетающая сорока вряд ли на своем хвосте смогла бы отнести, кому-то весточку о тех, кто прошел здесь пять минут назад, такая тишина разливалась на берегу не быстрой реки.
Отряд двигался в полутьме леса. Солнце почти не пробивалось сквозь зелень ветвей, и даже в полуденную жару здесь было прохладно и дышалось легко. Лето в этот год выдалось на редкость жарким и засушливым, дождей почти не было. Пшеница и ячмень, бодро пошедшие в рост весной, как-то пожухли и сморщились, поэтому на урожай никто не надеялся, и с тревогой ожидали