Незадолго до Дня благодарения я обнаруживаю, что беременна. У нас не возникает никаких вопросов о том, что делать. Крейг везет меня в клинику, и мы молча сидим рядом, рассматривая старые журналы. Мы снова превращаемся в обнаженных малознакомых людей. Крейг искоса смотрит на меня и шепчет:
– Ты в порядке?
Я киваю:
– Да. Все нормально. Со мной правда все в порядке.
Когда мы подходим к секретарше, чтобы заплатить, Крейг достает свою кредитку, но я останавливаю его.
– Нет, я сама.
Я не хочу втягивать его. Я хочу быть независимой. Нам до сих пор неудобно делить ресторанные счета, а уж счет за аборт и того хуже. Суровая медсестра называет мое имя, и я ухожу вслед за ней на процедуру. Процедура оказывается более неприятной, чем я ожидала.
Крейг везет меня домой и открывает дверь в квартиру, где я живу с Даной и Кристи. Я вхожу вслед за ним и позволяю уложить себя на диван и укрыть одеялом. Он садится рядом. Несколько минут мы болтаем о всяких пустяках. Крейг говорит, что его приятель сегодня устраивает большую вечеринку, но он не пойдет, потому что хочет побыть со мной. Мне странно, что он об этом сказал, но я не задаю вопросов.
– Ты должен пойти, – говорю я. – Я в порядке.
Я рассчитываю, что он не согласится с этим безумным предложением. Но он смотрит на меня и спрашивает:
– Ты уверена?
Ответ неправильный. Я чувствую, что внутри все сжимается, но улыбаюсь и выпускаю свою представительницу:
– Все нормально. Можешь идти. Завтра я тебе позвоню.
Крейг приносит мне стакан воды, целует в лоб и направляется к двери. Через окно я вижу, как он уезжает от меня, моего аборта, этого неприятного дня. Его ждет чудесный, гораздо более простой вечер. Я остаюсь одна. От тишины у меня звенит в ушах. Я хочу броситься к своей машине и поехать вслед за Крейгом, но делать этого нельзя. Это моветон – совмещать аборт и вечеринку в один день. Я должна грустить и тосковать. И я сижу в тишине, а Крейг веселится, потому что для него не существует правил этикета после аборта. Он не понимает, что произошедшее случилось с нами обоими. Я впервые задумываюсь: а может быть, Крейг и не такой уж золотой мальчик.
Я сижу на диване, стараясь не шевелиться. Мне кажется, что в мире нет ничего более невыносимого, чем тишина. Но мысль эта мгновенно пропадает, когда сверху начинает греметь музыка. Меня бросает в пот. Сердце колотится, в голове крутятся безумные мысли. Не сразу я понимаю, что это будильник Кристи. И тут я узнаю голос Стиви Никс. О Боже, что за голос! Ее голос хуже тишины, это настоящая сирена, вопль. От ее голоса начинает болеть все тело, словно меня распластали на столе и оперируют без анестезии. Ее голос полон тоски, и тоска эта направлена прямо в мое сердце. Сегодня не тот день, когда я могу вспоминать о своем сердце. Нужно выключить эту музыку. Я плотнее заворачиваюсь в одеяло и начинаю подниматься по лестнице. Одеяло сковывает меня, поэтому на полпути