Ляля не курила, но табаком разило от её волос и одежды, а что касаемо алкоголя, то им от Ляли не разило, но слегка попахивало. Этого было достаточно, чтобы наложить табу на студенческие вечеринки.
И, в результате всех маминых строгостей и предосторожностей, Ляля оказалась в безлюдном, слепом переулке одна, с замирающем в груди сердцем. А как известно, кто чего боится, тот то и получает. И Ляля получила.
В конце тупого плохо освещённого переулка её поджидали двое парней, как будто они договаривались с ней о встрече заранее. Они не удивились, увидев обвешанную коробками Лялю, просто один из них криво ухмыльнулся и сказал:
– Опаздываете, барышня, а мы уж было заждались!
Лишённая манёвренности Ляля замерла, сердце обняла тоска. И Ляля залепетала:
– Мальчики! Ну мальчики! Пропустите меня, пожалуйста, я опаздываю на троллейбус. Меня бабушка ждёт!
– Так иди, родная! Кто ж тебя держит? А в коробках что? Пирожки для бабушки? Ну сядь на пенёк, съешь пирожок! И нас угости! Ты же хорошая девочка! Или ты жадина?
– Да что ты не видишь, Витя – подал голос второй, какой-то сиплый крайне свирепый парень – она не только жадина, она ещё и вруша! Она ж не к бабушке идёт, а к дедушке! А скорее всего от дедушки! Видишь, сколько подарков может получить от дедушки хорошая, послушная девочка!
И послушная девочка заметалась по кругу, как загнанный зверёк, а эти двое с хохотом и причмокиванием носились за перепуганной барышней, которая растеряла все свои коробки. Когда один из преследователей нагнал её и схватил за руку, Ляля поняла, что сейчас умрёт и дико завизжала.
Визг пронёсся в ночи протяжный и жалобный и тут же откликнулся эхом. Хулиганы начинали злиться. Они, наступая на коробки, хватали Лялю за руки и пытались уволочь в самый тёмный угол переулка, ведущий в один из старых двориков центра. А Ляля визжала и плакала.
Вдруг в поле зрения Ляли мелькнула белая длинная куртка, и хулиганы со стонами начали рассыпаться от неё в разные стороны. Всё произошло не просто быстро, а в буквальном смысле слова – молниеносно.
Ляля видела, как удирали парни, перескакивая через жиденький штакетник в конце переулка. Она стояла одна в звенящей тишине среди покалеченных коробок, а, напротив, в воздухе висела белая куртка, а над ней расплывались в улыбке белые зубы. Ляля физически уже готова была к глубокому обмороку, но куртка вдруг заговорила человеческим голосом:
– Ну, узпокойтезь, девушка, не бойтезь! Взё хорошо! Давайте зоберём ваши вещи, и я Ваз провожу!
Русский язык двухметрового негра был почти безупречен. Несколько растянутые гласные не портили общего впечатления. Единственным, показавшимся Ляле даже симпатичным недостатком было отсутствие буквы «с» в его фонетических познаниях. Для него существовала только буква «з», она же и «с».
– Я провожу Ваз до дома. Давайте зобирать коробки! Да! Меня зовут Каромо Балла. Я учузь в инзтитуте на пятом курзе. А Ваз как зовут?
– Ляля! –