А Сталин живет идеей создания лучшего общества – он ведь по убеждениям коммунист. Но он – как точно уловил это Фейхтвангер – в чем-то идеалист. Практический романтик, так сказать.
И вот этот романтик в результате политического самообразования себя как вождя начинает понимать невеселые вещи… Он думал, что «генералитет» и «офицерство» ВКП(б) – это все же нечто единое с ним в идейном отношении, в жизненных установках. А оказывается, это верно в отношении далеко не всех.
Он думал, что освободившимся от частной собственности обществом будут править всегда и во всем разум и идея, а оказалось… Оказалось, что им по-прежнему правит чиновничий «кисель» и инертность немалой части масс.
Не только «кисель», конечно… И не только инертность… Возникли, возникли в России и новые, невиданные ранее молодые силы! Есть в ней молодое пенящееся вино! Но этот «кисель» грозит и этому молодому «вину».
Сталин мучительно размышляет – как изменить ситуацию? Как противостоять врагу умной, творческой жизни – бюрократу? И видит выход в стимуляции инициативы масс и в расширении их прав. Так возникает новая Конституция.
Но этого мало – это общий принцип. А как его конкретизировать, как обеспечить контроль масс над властью в условиях однопартийной системы? Так возникает идея альтернативных выборов.
Но бюрократ противится ей. Формально еще товарищ, на деле он становится врагом – не сегодня, так завтра. И медлить здесь нельзя. Промедление здесь смерти подобно. Не Сталина смерти, а смерти Державы.
Думаю, к концу лета 1937 года Сталин завершил свое политическое самообразование и становление трезвого вождя масс. То есть вождя, не утратившего чувства перспективы, но уже не имеющего иллюзий относительно как многих своих коллег, так и состояния умов и душ немалой части народа. Пожалуй, это стоило ему неких разочарований и в какой-то мере ожесточило. Но ожесточило лишь в той мере, какая необходима вождю в ситуации, когда его стране и ее народам грозит поражение в борьбе за процветающее будущее.
Не просто было решиться Сталину на проведение репрессий. А не решиться было нельзя – История не позволяла.
ЛАВРЕНТИЙ Берия был высокоталантливым человеком. Но гением социального анализа – в отличие от Сталина – он не был, и разочарований гения, надо полагать, не испытывал. Да и поколения это были разные – разница в возрасте двадцать лет, а в судьбах – целая эпоха.
Но психологически Берия был, конечно, Сталину весьма близок – оба были практическими романтиками, оба – идеалистами, по горло загруженными реальными и многотрудными делами создания нового общества.
Сталин сказал: «Кадры решают все!» И в партийно-государственной среде, поднятой к высотам власти революцией и Гражданской войной, Берия был одним из наиболее ярких представителей тех, кто оказался равнодушен к жареным гусям, но кто, напротив, оказался жаден до работы,