Юля тоже не одобрила текст Бенедикта и с ходу предложила свой – целых три варианта. Катрин покачала головой и сказала:
– Этот лучше!
Виктор Писоевич долго крутил носом. Более радикальный вариант Бенедикта казался ему более подходящим, но замечание Катрин сыграло свою роль, и он согласился. Однако Катрин сама трудилась над своим вариантом и к вечеру предложила мужу свой текст выступления на теледебатах.
– Выучи мой текст, и ты победишь Яндиковича.
– Иди ты в баню, Катька, – стал шутить муж, – я Юлин текст уже выучил наизусть, а твой еще учить надо. Лидер нации не может трудиться над двумя текстами, ему достаточно одного. Ладно… Сделаем так. Ты еще поработай над своим вариантом и отдай мне. Я, если вдруг потеряю текст Юлии, возьму и прочитаю твой.
– Very well! – произнесла Катрин и поцеловала мужа в мочку уха.
Виктор Писоевич лег раньше обычного, видел кошмарные сны, ставшие нечеткими и бессвязными, как только он открыл глаза, понял, что в спальне никого уже нет, и устремил глаза в потолок. Там, рядом с люстрой, сгорая от большой любви, скрещивались мухи.
– Эй, Катрин, посмотри на любовную симфонию: мухи тоже живые существа, и у них, должно быть, такие же страсти, как и у нас, двуногих… мух.
Но никто не отозвался. В спальне царила мертвая тишина. Даже напольные часы и те молчали.
Сунув босые ноги в мягкие тапочки, стоявшие на ковре возле кровати, и набросив халат на обнаженные плечи, он поднялся с некоторым трудом, зевнул три раза подряд и заглянул в спальню жены.
– Ты что тут делаешь, моя Катрин?
– Текст твоего выступления на теледебатах сегодня вечером готов. Это мой третий вариант.
– Да у меня этих вариантов уже полторы сотни. Ладно, распечатай на принтере. А вот: мой народ, моя нация! Это хорошо, это любимое мое выражение. Кажется, эти выражения взяты нами из речей римских императоров. Ну вот, далее, далее, ага, я так и думал. Только тут слабо. Я хочу не только снять всех чиновников с должностей, но и предать их суду с конфискацией имущества. Пусть народ это услышит от меня. Народ злой. И репрессии по отношению к чиновникам одобрит. Режим Кучумы прогнил до основания. Их надо пересажать – всех, всех, всех. А там кормить одной фасолевой горошиной в сутки. И не давать пить. Не давать пить – самое большое наказание. Со мной в детстве так поступали родители. И если Ленин говорил: стрелять, стрелять, стрелять, то я говорю: сажать, сажать, сажать! У Бенедикта хорошая мысль – возобновить казни. Добавь и это.
– Збигнев не одобрит, поэтому сразу расстанься с этой дурной мыслью. А потом не забывай, что и ты обворовал страну на сумму в три миллиарда долларов, – съехидничала Катрин. – За что ж ты ее так ненавидишь?
– Да ты что? Как ты можешь