– Эти галичане хотели бы навязать свою волю всем украинцам, – сказал Пердушенко, – но я считаю, что время национализма прошло. А эти так называемые бумагомаратели, это все дети Бориса Поросюка, не так ли?
Поросюк заморгал глазами, а потом втянул голову в плечи и поправил очки, что сползли на кончик носа.
– Члены Евросоюза, с которыми я постоянно общаюсь, одобрительно относятся к проявлениям национальной гордости и независимости галичан, – сказал Поросюк. – А что касается двенадцати писателей Галичины, то я уже начал переговоры об издании их художественных произведений… на польском языке. А там и на французском, потом на аглицком. И на русском надо бы.
– Надо в Киеве издать, – решительно предложил Бенедикт Тянивяму. – Я уже прочел один рассказ. Они пишут лучше Чехова: у Чехова рассказы на две, три страницы, а у них рассказ на полстраницы. Разве это не достижение? Если Чехов описывал какие-то события длинно и скучно, то галичане руководствуются одним правилом: краткость – сестра таланта. Так, великий украинский писатель Андрухович пишет: москали – вон. Из двух слов у него получился рассказ. А какой мудрый рассказ!
– Друзья мои, – вступил Вопиющенко, поскольку ему не положено было отмалчиваться, – я думаю так: как только мы победим, я заставлю свою нацию повернуться лицом к нашим великим писателям. Они подняли важную тему, тему русского языка на Украине. Не секрет, что половина моей нации общается на русском языке. А где же наш родной язык? Что мы, хуже москалей? Да украинский язык это язык Шевченко, Павла Тычины, а теперь и остальных великих писателей. А ты, кум, не уходи от национального вопроса. Я тоже готовлю роман, своего рода заповеди такого содержания: думай по-украински, предок древней Киевской Руси – думай по-украински, балакай на ридной мове. Эта заповедь должна звучать на каждом украинском телеканале, как только я стану президентом.
– Давайте пока займемся основным вопросом, – сказал Пердушенко, который все время морщился, когда упоминали великих писателей Галичины. – Нам же идти на штурм Центральной избирательной комиссии.
– Я протестую, – произнес Бенедикт Тянивяму.
– И я заявляю протест, – запищал Школь-Ноль.
– Пся крев, я поддерживаю, – заявил Дьяволивский.
– Что с вами, ребята? У вас есть конкретные предложения? Если есть, я готов, как лидер нации, выслушать их, а мои секретари занесут в протокол для будущих поколений.
– Я хочу, чтоб мы вынесли решение об установлении памятника всем двенадцати писателям Галичины в центре Киева, – сказал Бенедикт.
– Я поддерживаю это предложение, – сказал Школь-Ноль. – Эти писатели совершили великий подвиг. А деньги мы найдем. Я брошу клич, и вся Галичина соберет несколько миллионов гривен на коллективный памятник. Его надо установить еще при жизни авторов.
– Что ж, согласимся,