Ты знаешь, I.B.G., думаю, что эти переживания мертвеца есть воспоминание, его рождения: тоннель – влагалище, полет, трансформация ощущений движения по влагалищу, а свет в конце тоннеля – реальный свет родильной палаты… Теперь я понимаю, что половой акт и оргазм есть ничто иное, как имитация рождения. Половой член это Я. Готов поспорить, что если у женщин есть переживания клинической смерти, то они совершенно иные, чем наши…» (25 апреля 1930 года).
Ответ И. Б. Галанта. «Дорогой Z.Friend!.. Когда, наконец, ты вылезешь из влагалища?.. Что же касается твоих переживаний, то это не переживания мертвеца: скорее всего, то что ты испытал, было до твоей смерти или после нее. Ты ведь ученый. И кому, как не тебе знать, что наша субъективность никогда не соответствует реальному времени (да и пространству)…» (25 июня 1930 г.)
Клиническая «смерть» – смерть нужно брать в кавычки. В противном случае и по здравой логике, мертвеца можно оживить. Гален, например, пытался оживить молодых женщин, по разным причинам вдруг умерших, окуривая благовонными травами их влагалище (вероятно, он неверно перевел Гиппократа). А умерших мужчин пытался вернуть к жизни, сдавливая им яички. Уже в ХХ-ом веке реаниматологи спорили (да и сейчас не угомонились), как долго может длиться клиническая смерть – четыре минуты или до появления трупного окоченения в жевательных мышцах. Точно также не найти четкого ответа как быть с пациентами, у которых сердце остановилось и никакими способами не «запускается», а дыхание продолжается? Или наоборот – flat-liner головного мозга, следовательно, необратимый паралич дыхательного центра, а сердце продолжает биться, благодаря своей автономной нервной системе, описанной Вильгельмом Гисом? (Моя бабушка, последняя княгиня Ухтомская Мария Алексеевна, родная сестра академика-нейрофизиолога АН СССР, тайного монаха-старообрядца, Алипия – Алексея Алексеевича и Патриарха катакомбной Церкви СССР, отца Андрея Уфимского (Александра Алексеевича), друга и соратника А. В. Колчака, духовного отца великого советского хирурга В. Войно-Ясенецкого, святого Луки Русской Православной Церкви, умирала именно так в свои, без сорока (!) дней 90 лет.
Последняя княгиня Ухтомская, Мария Алексеевна.
А я стоял рядом, «обвешанный» заправленными шприцами, и не знал, что делать! Я пишу о своих великих родственниках не потому, что пользуюсь случаем, чтобы сказать: «Вот во мне какая кровь течет!». Нет, а потому, что знаю (проверил): в ближайшие 100 лет правду о них никто не напишет. В музее академика Алексея Алексеевича Ухтомского нет фотографий ни его брата, отца Андрея Уфимского,