– Феминистки они. В охране моей теперь состоят. Так что, уважь, накорми. А то они за мной по пятам ходят, когда же им поесть, как не сейчас?
– Не беспокойся. Голодными не останутся, – надулась Гадина. – А обо мне ты хоть чуточку думаешь? Всю ночь прождала. А ты говорить не хочешь. Чего Седобороду на ум взбрело? Опять поход затеваете? Не пущу! Волосы из бороды пня старого повыдёргиваю, Зубу всю спину палкой осиновой отхожу, но не пущу тебя никуда!
Улыбнулся Лад. Отлегло на душе.
– Не будет похода. Здесь всё решим. На месте. В Посаде Торговом. Нынче я при штабе иностранными делами заведую. Так что муж твой теперь не просто купец знатный и богатый, но и ди-пло-мат! Во как! – Слова умные сами на уста вспрыгнули, а следом слюна вспенилась! Лад язык прикусил.
Гадина призадумалась. Позвонила в колокольчик. Зятья явилась.
– Этих, в униформе, так и быть, накорми. И определи им место для ночлега. С нами пока жить будут. Вот ещё что, – поманила пальчиком Зятью. Та склонилась к хозяйке. – Завари им травки какой, чтоб на Лада даже взглянуть не смели. Поняла? – Закончила Гадина шепотом.
Потом встала, обошла стол, обняла мужа.
– Это просто здорово, – зашептала на ушко. – Только помни, ещё разочек пропадёшь куда на ночь глядя, чуб твой седой состригу!
После обеда, когда солнышко за зенит перевалило, Лад отправился к Наковальне. Феминистки не отставали.
В слободе кузнечной всё как всегда. Тянутся обозы по мощёной мостовой. Спешат люди дела кузнечного кто куда – одни к печам, другие в баньки.
Скобяные лавки торговлю бойкую ведут: кому подковы да кочерги для камина, кому петли на ворота, замки хитроумные. Вот купцу одному приглянулась ограда чудная – с лепестками, с шипами, будто изгородь живая. Другому – лезвия кос острые да серпы для жатвы. Каждый найдёт в слободе кузнечной что-то для дела собственного или хозяйства домашнего.
Всюду говор неспешный, звон железа, скрип камней точильных, удары молотов, и шипение жаркой, красной стали, для закалки лучшей из углей прыгнувшей в бочку с водой.
Наковальня сдавал дела заместителю своему – Удару Молоткевичу. Не впервой случалось такое, был уверен Мечплугович, – не подведёт Удар. А всё же подробно объяснял ему, что к чему: – сколь руды нужно в месяц для печей, сколь железа отряжать раз в неделю в пользу казны Посадской. Прятал улыбку Молоткевич в густые рыжие усы, слушая Наковальню. Знает он сколь всего надо, да что и как делается! Но остановить Наковальню, не дав ему выговориться, не мог. Не хотел. Понимал Удар тревогу Мечплуговича.
Много ещё чего обсудили кузнецы неторопливо, пока появление Лада не прервало их разговор.
– Организовать работу штаба – дело сложное. – Сокрушался Наковальня. Сидели они с Ладом в кабаке, что при слободе кузнечной стоял. Пили пиво холодное. Лущили орешки хундустанские – фисташки. – Я же никогда делами военными не занимался!
– Военными? – Дрогнули брови Лада.
– Ты не понимаешь?! Военными, ещё как во-ен-ны-ми! Штаб, мозг армии. А армия на что? – Наставительно