Месяц Безумного Волка. Леонид Нестеров

которого увидел Юнг.

      В анекдоте, песне или байке

      ты всегда среди живых живой —

      архетип в засаленной фуфайке,

      с общим сердцем, общей головой.

      Все впервые сыграно и спето

      до тебя, в предвечии времен,

      и – какого ни возьми поэта,

      не придуман он, а повторен.

      Превратится уголь раскаленный

      в головешку на исходе дня,

      и в простор, не нами сотворенный,

      я шагну, свободный от огня.

      ***

      Облик Ярилы бледнеет в блинах —

      ест его тело еврей и вайнах,

      сикх, и особенно странен

      в это толпе христианин.

      Я никогда никого не молю,

      просто Ярилу с икрою люблю,

      а ежели пусто в кармане —

      с маслом, а лучше – в сметане.

      После какого-то праздника, с болью в боках,

      домой воротиться не мог я никак —

      брел я по пыльной дороге

      в рубище, мраке, изжоге.

      И напоследок, под утренний гул

      Юнг с укоризной мне в ухо шепнул:

      «Ты коллективного Бога

      употребил слишком много».

      ***

      Поле что-то хотело сказать,

      проявить себя в солнечном блеске,

      но пришлось ему лапы связать,

      и очнулась душа в перелеске.

      В пере-топтанном, пере-житом,

      пере-думанном, пере-соленом,

      где я воду носил решетом

      и лечился углем раскаленным

      и бродил – сам себе Бармалей —

      одиночка среди одиночек,

      а русалка с высоких ветвей

      мне пропела про синий платочек.

      …Этот сладкий медлительный яд —

      близкий морок доступного Рая,

      где деревья на месте стоят,

      не рождаясь, и не умирая…

      ***

      В чистом поле на дереве шапка висит,

      собирая дождинки и ветер,

      я сто раз проходил там от сих и до сих,