Тешевич еле-еле разлепил веки и с трудом приподнялся на вздрагивающих руках. Кругом, среди вырванных разрывами деревьев, валялись трупы, густо чернели снарядные воронки, а прямо перед ним снег был почему-то сплошь нашпигован хвойными иглами.
Поручик попытался вспомнить, как все было, но кроме мешанины разрозненных действий, да того, что перед яркой вспышкой, разом погасившей сознание, он куда-то бежал, ничего вспомнить не мог. Единственным, что ему помнилось точно, было то, что красные, видимо, приняли их за весь отряд Костанжогло и провозились с ними здесь, в лесу, чуть ли не три дня.
Уцепившись за ближайшую сосну, Тешевич мало-помалу встал на ноги, и вдруг его буквально оглушил радостный крик:
– Братцы!.. Гляди, еще одна контра живая!
Инстинктивно обернувшись, Тешевич увидел, что прямо на него прет расхристанный малый в треухе, перехваченном наискось красной лентой. Встретившись взглядом с Тешевичем, красноармеец остановился и замахал трехлинейкой:
– Петрович!.. Сюда!.. Тута беляк целый!..
За деревьями послышались голоса, и к Тешевичу со всех сторон начали сбегаться рыскавшие по полю боя красноармейцы. Через минуту их набралось с десяток, и все они ожидающе поглядывали в сторону Петровича – здоровенного, бородатого мужика, судя по выправке, бывшего унтера.
Тешевич встряхнулся, выпрямился и, вздохнув, буднично спросил у Петровича, безошибочно угадав в нем старшего:
– Где мне стать?
– Ето чегой-то он, братцы? – изумился парень, первым наткнувшийся на Тешевича.
– А ты не дотумкал? Их благородие знать желают, у которого дерева мы его шлепнем, – насмешливо отозвался кто-то и удивленно добавил: – Ты ж гдяди, какой сознательный, сам под расстрел просится…
– Ишь, прыткий, – парень подозрительно уставился на Тешевича. – Нет, чегой-то тут не тае… Другие жизню выпрашивают, а ентот сам… А может, он, братцы, боится чего? Может, налютовал где, изгалялся нещадно над нашим братом-пролетарием, а?.. – Парень начал уже исступленно кричать, стараясь завести себя и других, но неожиданно, наткнувшись на взгляд Тешевича, поспешно отвел глаза. – Нет, братцы, гад это… Ишь, озирается, волчара… Нет, мы ему такое устроим, такое… Как ты, Петрович, скажешь? – внезапно обратился он к старшему, явно не решаясь учинить самосуд.
– Цыть ты, нарваный! – прикрикнул на него Петрович и подошел к Тешевичу ближе. – А скажи нам, господин поручик, чего это ты так на тот свет торописси?.. А то, вить, товарищи антиресуются…
– Почему? – переспросил Тешевич, и его взгляд скользнул куда-то вверх. – А ты не понимаешь, болван? На рожи ваши хамские смотреть не хочу.
– Ето чего ето такое, братцы, а? – прямо взорвался парень. – Гадюка золотопогонная и тут изгаляться вздумал! Чего глядим, товарищи?.. Покажем белой сволочи кузькину мать!
Солдаты угрожающе зашумели, явно собираясь расправиться с пленным, но именно в этот момент прямиком к ним подскакал неизвестно откуда взявшийся всадник.
– Товарищи,