– Сука, – сипло выдохнул Голенков, отступая назад.
– Но-но, – строго сказал бывший сослуживец. – Ты мне таких слов не говори. Я теперь подполковник милиции, начальник городского ОБЭПа. А ты кто? Никто, и звать тебя никак. Бывший зэк, у которого всех документов – «Справка об освобождении». И к тому же, как я вижу, нетрезвый. Я те щас живо «нападение при исполнении» оформлю. Кому скорее поверят – мне или тебе? И вообще – выйди из спальни. Наташа хочет одеться, а тебя стесняется.
Удивительно, но Голенков безропотно подчинился. Лагерный опыт подсказывал: уж лучше права не качать, дороже выйдет. Да и Юра был тяжелее его килограммов на семьдесят. Кстати или некстати вспомнился старый анекдот: «Возвращается муж из командировки, а дома…»
Пройдя на кухню, Эдик тяжело опустился на стул. Несколько минут он отрешенно молчал, осмысливая увиденное и услышанное. Недавний зэк был подавлен, обескуражен и унижен одновременно. Механически прикурил сигарету не тем концом. В сердцах посулил Наташе того, что она и так всю ночь имела в избытке. Потер ладонями вспотевшие виски. Непонятливо взглянул перед собой.
На столе, среди грязной посуды и сигаретного пепла, возвышалась недопитая бутылка «Абсолюта». Скрутив латунную пробку, Голенков от души приложился к горлышку. Водка попала не в то горло, бешеная слеза ударила в нос картечиной, и перехваченный голос засипел с драматичным надрывом:
– Суки поганые…
– …такой облом, кончить не дал, – будто сквозь толщу воды различил он свистящий шепот Коробейника.
– Лучше бы я не возвращался, – горько посетовал освободившийся арестант и сжал кулаки с такой силой, что костяшки пальцев хрустнули.
И лишь теперь он вспомнил о дочери. Четыре с половиной года назад, когда его арестовали, Танюше было почти тринадцать. С тех пор Голенков видел ее только на фотографиях – супруга всегда приезжала на долгосрочные «свиданки» одна…
– Танька где? – петушиным фальцетом выкрикнул Эдик, не оборачиваясь в сторону спальни.
– У Мандавошки ночует, – как ни в чем не бывало отозвалась Наташа.
Голенков аж привстал из-за стола.
– У кого-о-о?
– Ну, у Лиды Ермошиной, – боязливо пояснила жена. – Это Танькина подруга. Тут, рядом живет, в доме над «Рюмочной». Маленькая такая, худенькая, черненькая… А Мандавошка – это ее кличка. Ее все так зовут. Она и не обижается.
– Сама, значит, кобеля на ночь привела, а дочь из дому выгнала? – вновь начал заводиться супруг.
Неожиданно, словно в подтверждение его слов, из Таниной комнаты донеслось нетерпеливое собачье поскуливание.
– Кто там еще у тебя? – ошарашенно спросил Эдик.
– Мент.
– Кто-о-о? – просипел бывший правоохранитель. – Как – еще один?
– Да это кобель, ротвейлер. Кличка у него такая – Мент. Мне его в милицейском питомнике подарили, – немного испуганно сообщила Наташа. – Бедненький, гулять просится…
– Так ты еще и