Заспанная продавщица равнодушно набулькала водки в пластиковый стаканчик.
Посетитель прошел к столику у окна. Взглянул на свое отражение и, скупо улыбнувшись, чокнулся со стеклом.
– Ну, Эдик… С возвращеньицем, – сказал он самому себе.
Выпил, зажмурился и, смяв пластиковый стаканчик, вышел на улицу.
– Гражданин, – неожиданно послышалось из-за спины. – Гражданин! Да, вы. Ваши документы!
Гражданин обернулся – из-за угла к нему направлялись двое ментов.
– Пожалуйста, – достав из кармана сложенный вчетверо бумажный листок, он протянул его правоохранителям.
– Что это такое? – Милицейский прапорщик развернул бумажку. – Так-так-так. Справка об освобождении… Гражданин Голенков Эдуард Иванович, осужден по статье… Значит, сидели, гражданин Голенков? Сиде-ели.
– Голенков, Голенков… – глядя на справку из-за плеча прапорщика, сержант-напарник глубокомысленно морщил лоб. – Что-то фамилия больно знакомая.
– Фамилия как фамилия, – буркнул гражданин.
– Во, вспомнил! – Добросовестно прочитав документ от начала и до конца, прапорщик неохотно вернул его владельцу. – Ты в нашем горотделе, часом, не работал? Опер там когда-то такой был… Капитан Голенков. Потом его посадили. За взятки, кажется. Гро-омкое дело было!
– Это я и есть, – неохотно признался недавний зэк.
– То-то я смотрю… Ну и как там ментовская зона? Жить-то хоть можно?
– Зона как зона, – все так же сумрачно ответил Голенков. – Так я свободен?
– Пока вновь на шконари не загремишь! – жизнерадостно заверил прапорщик и кивнул разрешающе: – Ладно, иди, Эдик. Главное – нам не попадайся!
Дом, в котором бывший мент Голенков жил до отсидки, находился в глубине жилого массива, напротив заброшенной котельной. Это была облезлая блочная пятиэтажка, населенная потомственными алкоголиками-пролетариями. Роскошный черный джип «Линкольн Навигатор», стоявший у родного подъезда, явно не вписывался в картину привычной нищеты.
– И кто это здесь такой крутой поселился? – удивленно пробормотал Эдик.
Он знал, что жена Наташа теперь наверняка дома. Еще с вокзала освободившийся зэк позвонил домой и, убедившись, что к телефону подошла именно она, сразу же повесил трубку. Хотелось появиться внезапно, радостным сюрпризом. Хотелось услышать удивленный вскрик-всхлип – «Это ты, Эдичка?..» Хотелось прикоснуться губами ко лбу спящей дочери. Да и вообще, много чего хотелось. Но больше всего – сразу же окунуться в старую, долагерную жизнь, где не было ни построений на плацу, ни изнуряющей «промки», ни дебила-отрядного, ни остальных ужасов ментовской зоны.
Голенков поднялся на второй этаж, неслышно открыл своими ключами дверь и на цыпочках вошел в прихожую. И застыл, пораженный…
На крючке висельником болтался огромный мужской плащ. Под вешалкой стояли туфли сорок пятого размера. А из глубины квартиры доносились оргазмические вздохи,