Возможно, она лгала, и эта беседа не случайна. А быть может, в ее словах нет обмана. Анхель была напугана, а это состояние для нее достаточно редкое. И одновременно кипела от ярости. Перед нею был Бич Амнисов, та, что раньше подчиняла себе таких, как Анхель.
– «Вот уж где ненависть, – отстраненно подумал я. – Не чета моей».
Одна из Палаты Семи протянула мне руку для поцелуя, и на ее пальце матово блеснул черный оникс. Я проявил вежливость и даже сказал:
– Чэра эр’Бархен, вы оказываете мне честь.
Иногда я сам себя не узнаю, таким лицемером становлюсь. Ведь всего лишь два года назад мне хотелось лишь одного – всадить ей пулю в голову. А теперь «искренне» улыбаюсь и остаюсь вежливым.
Старушке Фионе чуть больше ста семидесяти, но выглядит она всего на сорок. Очень моложавая, очень ухоженная, прекрасно следящая за собой женщина в полном расцвете сил. Я не рискну назвать ее красавицей – слишком большие глаза, слишком худое лицо, слишком капризные губы. Ее волосы – соль и перец – аккуратно спрятаны под очаровательным бархатным беретом, и видна лишь одна прядь над левым ухом.
– Как поживает ваш замечательный дядюшка, чэр эр’Картиа?
– Прекрасно, – сказал я.
– Передайте ему привет, – она улыбнулась. – С его уходом от нас жизнь стала более… тусклой.
– Я бы осмелился вас поправить, чэра. Скорее всего, с тех пор, как он оставил Палату, жизнь стала более спокойной и простой.
У нее оказался очень приятный и мелодичный смех. И ей было над чем посмеяться – когда у тебя есть враг, с которым сражаешься без малого век, а затем он проигрывает из-за глупости родственника-мальчишки, это хорошо.
– И все-таки, Тиль, я ведь могу вас так называть? И все-таки, Тиль, она стала тусклой, пусть и более спокойной. Пропала острота соперничества. Полагаю, ваш дядя думает то же самое.
Возможно, так и есть, но мне это неизвестно.
– Неужели вы, любезная чэра, жалеете о прежних временах?
Ее глаза за стеклами очков прищурились, она явно услышала скрытый подтекст фразы:
– Я никогда и ни о чем не жалею, мой милый мальчик. И даже в вашей истории руководствовалась не враждой с вашим дядей, а буквой закона и интересом государства.
– Я ни на миг не сомневался в этом, чэра, – я лгал, как дышал, и не чувствовал от этого никаких угрызений совести.
Анхель рычала. Она бы с радостью убила хитрую гадину, вместе со своими сторонниками обрекшую меня на «новую жизнь».
– Ваш амнис очень эмоционален, – чэра Фиона, разумеется, не знала, чего хочет Анхель, но прекрасно чувствовала ее. – С учетом того, что у вас нет при себе трости, полагаю, это нож? Я прекрасно помню его. Несколько дюймов отличной стали и невыносимый характер.
Мне показалось,