Мистические переживания и образ «потусторонности»
«Лоно тишины»
«Я видел гроб; открылась
дверь его…»
У Данте в глубинах адской бездны есть страшная обитель тишины. Это круг изменников, предателей. Всю безмерность своего презрения к предательству и измене Данте излил в картине страшной казни предателей холодом, мраком, мёртвой пустыней. Там вечный мрак и неподвижность смерти. Это страна жгучего холода и вечной мерзлоты, где мёртвым зеркалом блещет ледяное озеро Коцит, сковав своей стеклянной гладью вмёрзшие тела. Данте собрал здесь все разновидности позорного порока: предатели родины, родных и близких, друзей, предавшие тех, кто им доверился. Холодные души, мёртвые еще при жизни, им нет пощады, нет облегчения, им даже не дано выплакать свою муку, потому что их слёзы с самого начала «В подбровной накопляясь глубине, //Твердеют, как хрустальные забрала» (Ад; Песнь XXXIII).
Ленский встретился с предательством друга, которое требовало осмысления. Перед дуэлью последнее желание его «воспламененной души» – было дописать, довести свои мысли до конца. Как Данте и сам Пушкин, Ленский переосмысливает своё существование на металитературном языке. В его предсмертной элегии другой мир – вне дома, вне «мирного порога» предстаёт ему «таинственной сенью» (некое таинственное лоно, лоно мистического пейзажа под сенью дерев):
…………………… гробницы
Сойду в таинственную сень,
И память юного поэта
Поглотит медленная Лета…
Уже в этом описании проступает имманентное присутствие потусторонности с её характерной дантовской топонимикой. О принадлежности пейзажа к миру запредельности говорит упоминание реки Леты, которая разделяет миры и делает их непроницаемыми друг для друга.
При этом Ленский испытывает настоящее удовольствие от того, что после его смерти найдётся читатель, и таким образом его слово будет тем мостиком, который соединит его, ушедшего из этого мира, с теми, кто в этом мире останется жить:
«Куда, куда вы удалились,
Весны моей златые дни?
Что день грядущий мне готовит?
Его мой взор напрасно ловит,
В глубокой мгле таится он.
Нет нужды; прав судьбы закон.
Паду ли я, стрелой пронзенный,
Иль мимо пролетит она,
Всё благо: бдения и сна
Приходит час определенный;
Благословен и день забот,
Благословен и тьмы приход! (6:XXI)
«Блеснет заутра луч денницы
И заиграет яркий день;
А я, быть может, я гробницы
Сойду в таинственную сень,
И память юного поэта
Поглотит медленная Лета,
Забудет мир меня; но ты
Придешь ли, дева красоты,
Слезу пролить над ранней урной
И думать: он меня любил,
Он мне единой посвятил
Рассвет