– Ужели платить нечем?
– Недоимку собрать недолго, – вздохнул боярин. – И серебро на откуп дать могу заместо ратников – дабы не требовали ополчения, пока старшему четырнадцать не исполнится. Везти некому. Ослаб я после недуга. Крушение в голове частое, в беспамятстве порой пропадаю. Боюсь, не довезу. А с Трувором отправляться – усадьба пустой останется. Опять же, Трувора послать – здесь догляда не будет. Не хватит меня на всё хозяйство.
Разумеется, боярин немного лукавил. Боялся он не того, что не управится, а того, что старый тиун, несмотря на былую преданность, от больного хозяина с серебряной казной сбежит. Поди поймай его на Руси, когда самого ноги не держат! Это ведун понимал отлично – как понимал и то, что заплатить откуп боярин должен обязательно. Русский обычай прост: или защищай землю отчую, или отдай другому. Не хочешь или не можешь выйти по княжескому призыву в общую рать – значит, передай удел тому, кто сможет и захочет. А сам в пахари подавайся или в купцы. С этих никто кровь не спрашивает, только оброк или серебро в казну.
– Выкосил мор людишек, – опять пожаловался хозяин. – Не осталось ратников ни на стены поставить, ни в охрану к обозу дать. Новых холопов я набрал, да токмо отроки бестолковые. Не обучены пока ничему, ветер заместо ума гуляет. Ну, да вы и сами на них полюбоваться успели.
– Долго разговоры свои ведешь, боярин, – небрежно махнул рукой богатырь. – Отведем мы с чародеем твой обоз в Полоцк, не беспокойся. Нам по пути, хлопота малая. Токмо приставь кого для догляда, дабы нам чужое серебро считать не пришлось.
– А вот Пребрана отправится, – мгновенно оживился хозяин. – Дочь у меня разумная, всё сделает, как заведено. Ну, и холопов я вам дам, и возчиков. Под вашу руку, само собой. Мало ли чего понадобится. Опять же и доченьку назад проводят. Подрядитесь с нею ехать?
– Отчего противиться? – легко согласился Радул. – Коли посылаешь, так пусть едет. С нами ей опасаться нечего. Верно, ведун?
Олег с минуту помолчал, чуя в происходящем некий подвох, но потом махнул рукой:
– Ладно, отведем.
Коловрат
Шесть пар весел взметнулись над поверхностью воды, ударили по волнам, снова взметнулись и снова ударили. Судно обогнуло далеко выдающуюся в реку отмель – парус заполоскался, яростно колотя серой, выцветшей тканью по мачте, и внезапно, сильным рывком, выгнулся. Крепчайшая аллепская ель заскрипела от натуги, но выдержала, за бортом зажурчала вода.
– Суши весла. – скомандовал кормчий, выправляя судно ближе к берегу, где течение Борисфена[5] не так стремительно.
Гребцы вытащили длинные ясеневые лопасти и без сил попадали на палубу, переводя дух в ожидании нового приказа браться за работу. Видимых признаков усталости не проявили только четверо полуголых варягов, что расселись