Рассветные сумерки сменились бледным дневным светом. Дункан в окружении солдат шел по утоптанной глиняной тропе в сторону гарнизона. Там его наверняка запрут в арестантскую камеру до тех пор, пока губернатор не соизволит с ним поговорить.
Дункан взглянул на гавань, где под светлеющим небом вырисовывалось множество кораблей с возвышающимися, словно лес, мачтами и парусами. Одним из этих суден была «Элиза»; она была так близко и в то же время так далеко. Еще бы несколько часов, самое большее сутки – и они убрались бы с этого острова. Черт бы побрал этого Юджина Уинстона с его жаждой мести!
Дункан молча проклинал этого прохвоста. Да и себя самого. Им овладело острое чувство вины. Он должен был все это предвидеть. Задолго до того, как против него сговорились униженные Кромвелем плантаторы из совета Барбадоса. Почему он не был настороже? Снедаемый мрачными мыслями, Дункан тяжело ступал за солдатами.
5
Уильям Норингэм шел между папоротниками и кустами гибискуса к мельнице, на которой производили сахар. Надсмотрщик заметил его приближение и начал подгонять рабов, но под палящим полуденным солнцем никто из них не ускорил шаг, даже когда Уильям оказался в их поле зрения. Рабы понимали, что плеть им не угрожает: их не станут подгонять ударами во время работы. Большинство и так старательно трудилось.
Некоторое время назад Уильям ввел хитроумную систему поощрений и привилегий, которая положительно влияла на производительность труда. Она включала в себя дополнительный рацион, обувь, одежду, кухонную утварь, швейные принадлежности, свечи – все, что хоть немного облегчало неграм жизнь. Рабы, которые уже долгое время трудились на одном месте и выказали усердие, могли получить небольшие наделы и выращивать там фрукты и овощи для себя. Беременным женщинам и больным разрешалось не работать, детей рабов не продавали и не отправляли в поле. На Саммер-хилл жило даже несколько негров, которые уже не были рабами.
Освобождая их, Уильям руководствовался правилами для ирландских работников, трудившихся по долговому контракту: те, кто прослужил семь лет, получали свободу и право идти, куда им вздумается. Он хотел внести эти правила в местный закон, но совет плантаторов помешал ему это сделать. Больше никто не желал добровольно отказываться от собственности и доходов. Кроме того, все и так считали Уильяма мягкосердечным чудаком и непрактичным простофилей, который из-за аристократического происхождения мало что понимал в суровых жизненных реалиях.
Устоявшееся общественное мнение гласило: чтобы получить хоть какую-то прибыль, негров нужно принуждать к работе с особой жестокостью. Владельцы плантаций, которые до смерти