Я сказал об этому Лутеку, и он рассказал мне о том, как однажды увидел сидящего на бочке еврея в окружении немецких солдат, которые резали ему волосы, а вокруг собралась толпа и потешалась. Он сказал, что они только и делали, что резали ему волосы, и он не знал, насколько это расстраивало старого еврея, но там и тогда он себе пообещал, что сделает все от него зависящее, чтобы никогда не оказаться на той бочке. Поэтому что бы с ним ни случилось, он всегда мог себе сказать: ну что ж, по крайней мере ты не сидишь на той бочке.
Мы отпраздновали этот важный разговор, умыкнув из магазина два набора дорогих перьевых ручек, которые запихнули под рубашки, пока ждали трамвай. Трамвай стоял всего в двух кварталах от нас, но не двигался с места уже десять минут, и пассажиры стояли вокруг него.
Мы поспорили о том, не стоит ли просто пойти домой пешком. Мои башмаки уже давно стали маленькими, и у меня полопались волдыри на ногах, поэтому я был за то, чтобы подождать.
Рядом с нами сидела девочка, и Лутек спросил, на что это она уставилась. Она спросила его, на кого уставился он.
– Что это у тебя за шапка? – спросила она.
Он сказал ей в ответ, что она может пойти и поиметь луковицу.
– Уж лучше луковицу, чем тебя, – сказала она.
Потом она сказала, что ручки, которые мы якобы прячем, – это ручки марки Лами. Она их узнала по футлярам.
Я застегнулся на верхнюю пуговицу, а Лутек потер глаза.
Она посоветовала отнести их к Секирской на Вилянув. Когда мы промолчали в ответ, она пояснила, что больше никто не станет покупать такие дорогие ручки.
– Давай просто пойдем пешком, – сказал мне Лутек, и я поднялся. Когда я начал медлить, Лутек отправился без меня.
Я остался с девочкой еще на несколько минут.
– Твой друг, «кроличья шапка», не любит испытывать судьбу.
Я спросил, что, по ее мнению, случилось с трамваем, и она ответила, мол, это хороший вопрос. Я сказал ей, что меня зовут Аарон, и она сказала, что не спрашивала. Я спросил, как зовут ее, и она ответила, что София, а потом повернулась ко мне и пожала мою руку. Я спросил, в какую школу она ходила, и она сказала, в ту, что была в третьем номере по проспекту Мая. Она сказала, ее дразнили за то, что она была там единственной еврейской девочкой. Я сказал, что она не похожа на еврейку. У нее были светлые волосы и маленький носик. Она поблагодарила меня, а потом сказала, что как раз я на еврея похож.
Она спросила, знаю ли я Маньку Лифшиц, и я