Он увидел, как порвалось горло купца, услышал хлюпающий звук, с которым клинок вошел в плоть, хруст трахеи. Парень резко выпрямился, сжимая кулаки. Он не знал, сколько времени прошло. Рядом мирно посапывала Бенедетта. Она спала. Доктор и его дочь тоже дышали ровно.
– Не можешь уснуть? – тихо спросил Исаак.
– А вы? – парировал Меркурио.
– И я.
Воцарилась тишина, но затем Меркурио услышал какой-то шорох, и вдруг Исаак очутился рядом с ним.
– Твой дружок, что спит на ступенях, знает мою тайну? – шепнул он.
Меркурио помедлил.
– Не волнуйтесь, – ответил он наконец.
– Это ни да, ни нет.
– Мы воры и мошенники, – объявил Меркурио. – Точно так же, как и вы. Никому из нас не выгодно, чтобы нас разоблачили.
– Но мы ко всему еще и евреи.
Меркурио понимал, что он имеет в виду. И был с ним согласен.
– Он ничего не знает о вашем сокровище. – Юноша испытывал сильную симпатию к этому человеку. – Не волнуйтесь… доктор.
– Спасибо, – шепнул Исаак, возвращаясь на свое место. – Венеция… – мечтательно прошептал он.
– Да… Венеция, – повторил Меркурио.
Но для него это было лишь слово, не более того.
Глава 11
Шимон Барух открыл глаза, не понимая, где находится.
А потом вспомнил.
Вот уже неделю все повторялось вновь и вновь.
С того самого дня, когда он пришел сюда.
С того самого дня, когда Хашем, как говорили врачи и его жена, Хашем Всемогущий и Всеблагий, да восславится Он навеки, решил спасти его жизнь.
Шимон просыпался, не помня, кто он. И где он.
Шимон, который всегда контролировал все до последних мелочей.
Шимон, который всегда вел скромную жизнь, стараясь не высовываться и не наживать себе неприятности.
Этот самый Шимон пришел в себя неделю назад и сам себя не узнал.
Что-то изменилось в нем, что-то важное, что-то основополагающее.
И Шимон не мог это контролировать.
Как только он вспомнил, кто он и где находится, в его голове возник образ того мальчишки, который обманул его и обворовал. Узкое лицо, темные волосы, черные глаза и наглая ухмылка. Блеск кинжала.
Тьма объяла душу Шимона Баруха, окутала ее, точно тяжелый полог, и то превращение, что началось неделю назад, продолжилось.
Шимон осторожно повернулся на бок. Рядом мирно посапывала жена. Как только она заметит, что он проснулся, она вскочит и побежит готовить ему завтрак, станет обхаживать его, мыть, брить… и при этом будет болтать не переставая. И плакать.
Но Шимону Баруху хотелось побыть одному.
В особенности этим утром, утром, когда он, скорее всего, лишится свободы – на следующий день было назначено первое слушание по его делу. Едва стало ясно, что Шимон поправляется, на его голову со всей своей мощью обрушился молот правосудия. Тем, что Шимона до сих пор не упрятали в тюрьму Савелла, он был обязан своему