Грелль улыбается, словно наделен рентгеновским зрением и может смотреть сквозь столешницу.
– Когда вы уехали из того дома на Кадеттенвег, вы выключили сигнализацию? – вкрадчиво спрашивает он.
– Нет.
Грелль молча смотрит на него, а затем, опираясь на стол, подается вперед и, щурясь, заглядывает Габриэлю в глаза. Тень от его носа ложится на губы, словно разрезая их на две половинки.
– И как вы объясните тот факт, что ночью кто-то все же выключил сигнализацию?
Габриэль потрясенно замирает.
– Понятия не имею.
– Как по мне, о многом вы не имеете понятия, – негромко продолжает Грелль. – Входная дверь была закрыта, более того, заперта. Как и ворота.
Габриэль ошеломленно смотрит на него, открывает рот, собираясь что-то сказать, но так и не решается.
– И знаете, что мне сказал ваш начальник, господин Сарков? Он отдал четкое распоряжение – на Кадеттенвег должен был поехать ваш коллега Коган, а не вы! – Грелль с довольным видом откидывается на спинку стула. В полумраке комнаты его лицо белеет бледным ликом луны.
– Я знаю, – бормочет Габриэль. – И все же туда поехал я. У Когана проблемы с ногами.
– С ногами, значит, – отзывается Грелль. – Ага. Но нам он об этом ничего не сказал. По его свидетельским показаниям, он поехал на Кадеттенвег, где не обнаружил ничего подозрительного, выключил сигнализацию, запер дверь и ушел.
– Глупости! – хрипло возражает Габриэль. – Коган просто боится, что Сарков вышвырнет его с работы за то, что он туда не поехал. Если бы он сейчас был здесь, то рассказал бы совсем другую историю.
– Потому что тогда вам удалось бы его запугать? – Грелль пристально смотрит на Габриэля.
– О господи, нет! Потому что все так и было!
Глаза Грелля поблескивают в полумраке. За спиной Габриэля слышится мерное чавканье – кривоногий со своей жвачкой.
– Итак, давайте подведем итоги, – с неестественным дружелюбием произносит Грелль. – У нас есть два свидетеля, утверждающих, что на Кадеттенвег ездил Коган, а не вы. Вы описали много подробностей касательно особняка, где сработала сигнализация, однако же ваши показания не подтвердились. Например, черное платье в подвале, очевидно, существовавшее только в вашей неуемной фантазии. Но вы по-прежнему утверждаете, что ваша версия событий является правильной, а все остальные – ложными, я верно понимаю?
Габриэль кивает.
Грелль подхватывается на ноги, и лампочка подрагивает от его резкого движения.
– Тогда потрудитесь объяснить, как вы могли так точно установить время смерти? Вы ясновидящий? Или, может быть, вы случайно взглянули на часы, перерезая горло господину Мюнхмайеру?
– Нет, – сдавленно отвечает Габриэль. Все его тело напряжено. – Я же дотронулся до этого дурацкого трупа! Через полчаса после смерти тело холодеет, но трупное окоченение начинается только через час после смерти. Тело того парня было холодным, но не окоченевшим. И если в этот момент посмотреть на часы, то не надо быть гением, чтобы установить