Эту кладбищенскую аллею называли «Детской». Как в сказке ужасов. Там хоронили детей. На маленьких холмиках можно было увидеть обрывки каких-то старых выцветших бумажных игрушек, пожелтевшую ёлочку, рассыпанные конфеты. Лет через 30 после того страшного дня на этом месте построили Молодёжный парк, рядом – комплекс студенческих общежитий. В самой тёмной аллее парка целуются парочки, даже не зная, как называлась эта аллея раньше. Да и зачем им знать? Только иногда (непонятно, откуда) в чёрной ночи, вдруг, можно услышать тоненький детский плач.
Я уже очень давно не живу в той стране, в том городе, где похоронен мой братик, которого я никогда не видела, но я помню до мелочей ту атмосферу страшной утраты, которая поселилась в нашем доме.
Мама лежала возле окна, завернувшись в плед, и даже не плакала, не рыдала, не голосила… Это был нескончаемый стон, душу разрывающий, нечеловеческий, который через столько лет до сих пор болью пульсирует в моей памяти. Её заливало молоком, она еле ходила после родов, шатаясь и держась за стенку. Ко мне она не подходила, ей не хотелось жить.
Её и папина мечта о белокуром голубоглазом мальчике Сашеньке была убита, похоронена, отобрана навеки. Мой папа был красивым блондином, похожим на Есенина, с очень яркими синими глазами. И жгучая брюнетка мама, обожая мужа, хотела мальчика, похожего на него. А я – была девочкой в скарлатинозной сыпи, с разбухшими от болезни желёзками и горящими от температуры глазами. Я не была светловолосой… Не была похожа на Белоснежку из любимой сказки… Да, я была рядом, родная и единственная, но мечтой, задуманной и долгожданной, был маленький Сашенька, которого уже не было с нами. Когда-то меня спросили:
– Каким ласкательным именем тебя в детстве называла мама?
Я не смогла вспомнить. Для неё я с рождения носила взрослое имя – Виктория. Даже не Вика, не Вита, не Витуся.
Через много лет, когда совсем незнакомые люди говорили моей маме, какая у неё красивая дочь, она только печально смотрела вдаль и молчала. Наверное, она думала о том, каким был бы необыкновенным Сашенька, если бы…
В те самые трудные для нашей семьи дни мы с мамой жили параллельно, не пересекаясь. Вечером приходил с работы осунувшийся от горя папа и кормил меня из ложечки манной кашей с вишнёвым вареньем, называя меня воробышком. С тех пор я люблю этих серых бездомных пичуг, они напоминают меня в том далёком, несуществующем времени.
Папа рассказывал какие-то истории, крутил один и тот же диафильм про «Мишку на Севере», но я чувствовала, что он тоже почти не со мной. Ночью я беззвучно плакала в подушку и не могла понять, за что у нас забрали Сашеньку. Наверное, не случайно через много лет в нашу семью вошёл Александр, мой муж, как напоминание о неслучившемся. Круг замкнулся.
Но тогда, в тот страшный февраль, мне казалось, что беда поселилась в нашем доме навсегда. Имя этой беды – резус-фактор. В те годы о нём ничего не знали, наука ещё не подошла к решению этой проблемы. Смерть ребёнка, родившегося