Осенним вечером, в сухую ветреную погоду вспыхнуло ярким пламенем строящееся гульбище. Огонь нашел обильную поживу: на постройке валялись стружки, обрезки, сухой тес.
Сторожа у ворот остервенело заколотили в било,[46] на дворе поднялась суматоха. Люди бежали к месту пожара с баграми, топорами, ведрами. Караульщики тоже бросились тушить пламя. Никто не заметил, как в калитку выскользнул человек.
Пожар был затушен быстро. Побег Голована обнаружили только утром. Собаки по следу не пошли.
Разгневанный Мурдыш решил поймать беглеца и примерно наказать за поджог постройки, за дерзкий побег. Но расчет Голована оказался верным: зная, что он пробирался в Москву, преследователи бросились к западу. А быстроногий Голован, отбежав за ночь верст тридцать к востоку, затаился в глухой чащобе…
Глава XI
Нищая братия
Голован скрывался весь день, питаясь захваченным с собой хлебом. Вечером начал пробираться к дороге. На пути заметил костер, разложенный посреди поляны. Андрей решил разузнать, что там за люди. Всмотревшись, облегченно вздохнул: «Убогие!»
У костра лежали и сидели нищие. Над костром висел котелок.
Головану захотелось послушать нищих: может быть, они говорят о событиях прошлой ночи. Андрей подкрался к опушке, хрустнул веткой. Нищие насторожились.
– Кто-то бродит по лесу? – спросил тщедушный подросток с плоским серым лицом.
– Зверушка, – равнодушно отозвался старик, лежавший у костра на холстине.
– Дедушка Силуян, рассказывай дальше, – попросил плосколицый паренек.
– Хватит! Слыхали мы про Илью… – проворчал слепой мужик огромного роста, с черной всклокоченной головой.
Но другие заспорили:
– Замолчь, Лутоня! Вечно насупротив всех!.. Сказывай, дед Силуян!
Силуян заговорил нараспев:
– На закате то было красна солнышка, на восходе то было светла месяца… Выезжал на подвиг матерой казак, матерой казак Илья Муромец. Перед ним ли раскинулось поле чистое, а на поле том старый дуб стоит… У того ли дуба три дороженьки: уж как первая дорога к Новугороду, а вторая-то дорога к стольну Киеву, а что третья-то дорога к морю синему, к морю синему далекому…
Слушая тихую, ласковую речь деда Силуяна, который, очевидно, был вожаком нищих, Голован решил открыться ему и просить покровительства. Если старик согласится принять его в артель, легче будет укрыться от преследования.
Андрей смело вышел из лесу. Его неожиданное появление наделало переполоху. Плосколицый паренек испуганно крикнул; огромный Лутоня схватился за нож, повернув незрячее лицо в сторону Голована; одноногий нищий принялся совать куски хлеба в суму… Только Силуян не тронулся с места; лицо его, заросшее мягким седым волосом, спокойно обернулось к чужаку.
– Хлеб да соль, родимые! – поклонился Голован.
– Едим да свой, а ты подале стой!.. – грубо