И потряс кувшин, и боком положил,
Но оттуда ничего не вышло вон,
Что немного б возместило мой урон.
И вдруг из кувшина дым
Стал изливаться струёй,
Пополз по лицу земли,
Поднялся смерчем-змеёй.
Я вижу в нём отблеск огня,
В дыму будто что-то горит.
Затем, как грома раскат,
И вместо дыма – ифрит!
Ноги как мачты,
Руки как вилы,
Голова – котёл!
Глаза словно лампы,
Ноздри как трубы,
И дым из них шёл!
Рот как пещера,
Зубы как камни,
И страшен их щёлк!
От мрачных предчувствий меня
Сковало, бросило в пот,
Мелко зубами стучал
Мой онемевший рот.
Ифрит посмотрел на меня,
Всклокоченный, дикий, злой,
И загремел-загудел
Голос его надо мной:
«Готовься умереть, рыбак,
У тебя совсем мало времени:
Я тебя сейчас, червяк,
Щелчком по темени!
Тебе хочется бежать без оглядки?
Но, когда душа в носу, трудно показать пятки!
Я провёл в море тысячу лет,
А до этого был слугой Сулеймана8.
Он, великий, знал власти секрет,
Я пред ним был послушней барана!
Но я трижды срывался, и вот – кувшин!
(Сулейман видом прост был, но властью – джинн!)
И тогда я сказал (ибо духом ослаб)
Что спасителю буду служить как раб!
И проходили сотни лет надо мной,
Но запаздывало освобожденье.
В сильном гневе-отчаяньи, злой
Я изменил решенье.
И недавно, сто лет назад,
(Ты решенью будешь не рад!)
Я сказал: Чем я дольше подобен нулю,
Тем меньше к спасителю снисхождения.
Я господина-спасителя раздавлю,
Достигнув полного освобождения!
Мне решиться на это не трудно:
Несправедливость есть в каждом подспудно.
Её проявляет полный силы,
Её скрывает слабый, трусливый».
Поджилками я задрожал,
Прослушав ифрита бред.
И, руки воздев к небесам,
Я закричал в ответ:
«Ифрит, не губи меня!
Господь даст власть над тобой
Тому, кто погубит тебя!
Поплатишься ты головой!
Ведь всякий злодей с другим
Вскоре вступает в спор.
А над десницей любой
Творец наш свою простёр!
Как мог я спасти тебя
Раньше на сотню лет?
В то время рыбачил здесь
Не я, а мой пра-пра-дед!»
Ифрит загремел: «Пра-пра-…
Рыбачил здесь как раз!?
Сейчас я ему отомщу
За то, что меня он не спас!»
Он поднял ногу, и вот —
Грозит мне его пята.
Вой-крик исказил мой рот,
И – кончилась сна маята!
В себя приходила душа.
Теплела слеза в глазах.
И радость