Из корчмы, из дверей щелястых тянуло мясом жареным, иногда квашеной капустой. В корчму зайти Гавря не осмелился, да и денег не было…
Вот уже два месяца, как тверичи в Вильно, то Витовт был в Кракове, то в Варшаве. Холмский недоумевал:
– Этак он нас до зимы продержит…
Витовт вернулся к концу осени, и засветился огнями виленский замок. Ожил. Вечерами до полуночи играла музыка, будоража весь город. Съезжались в замок паны литовские.
Борис тверской был в ярости. У него созрело желание покинуть Вильно, когда его наконец позвали к Витовту. Литовский князь принимал тверского в тронном зале, сидя в высоком резном кресле, в окружении знати. Он слушал тверича, не перебивая, казалось, весь внимание, а когда тверской князь замолчал, Витовт заговорил с усмешкой, постукивая ладонью по креслу; что князья удельные, какие его власть приняли, не силой, а добром в княжестве Литовском живут. Что до Смоленска, так это отчина его жены, княгини Анны.
Говоря, Витовт теребил седые усы… Прищурился, повел рукой по толпившимся вельможам.
– А я, князь Борис, неволить никого не желаю и в католичество православных не зову. Однако не отрицаю, католики у меня первое место в Думе занимают и в Сейме. А почему? Веры у меня к ним больше…
Но ты, князь Борис, прав, жолнеры мои вольности допускают, когда в земли твои захаживают. Отныне я буду их за это сурово наказывать…
Вышел князь Борис из замка, у мостика его Холмский дожидался. Догадался Михайло, как принял Витовт князя тверского. Борис рукой махнул.
– Завтра в Тверь ворочаемся.
Глава 12
Звенигород в полсотне верст от Москвы. Город тихий, дремотный. Даже удивительно, отчего Звенигород именуется. Звенигород и Галич – удел князя Юрия Дмитриевича.
Вал и высокие стены оберегают город. В Звенигороде хоромы княжьи, собор Успенский белокаменный, одноглавый, строения боярские и люда. А на реке Сторожке при впадении ее в Москву-реку стоит Саввино-Сторожевский монастырь.
Князь Юрий иногда навещает монастырь, отстоит службу в деревянной церковке вместе с монахами, в келье архимандрита Мирона поедят скудной монастырской трапезы, поговорят о жизни суетной. А в тот день, как в Звенигороде побывал епископ Вассиан, князь Юрий жаловался архимандриту, что владыка Фотий грозит Юрию епитимией. Мирон слушал князя Юрия, крест нагрудный теребил.
– Сын мой, не доведи митрополита до греха. Не о себе владыка печется. Почто ты на великое княжение замахиваешься? Не своей волей сел на Москве великим князем Василий, завещанием отцовским. Смирись!
– И ты, архимандрит, противу меня? – Вскипел Юрий. – Аль мне перед племянником смириться?
– Уйми гордыню, князь, не тревожь воли покойного великого князя.
– И ты на меня, отец Мирон? Слышать тебя не желаю.
Князь Юрий Дмитриевич вскочил, выбежал из кельи, хлопнув дверью…
Ночь ворочался без сна, злился и на Фотия, и на Вассиана, теперь и архимандрит на него…
К утру унялся гнев, и князь сказал сам себе:
– Погожу,