В конце января 1942-го года Сомов с прекрасно изготовленными документами на непригодного воевать инвалида, был выброшен с парашютом в лесистый массив под Одоевым, и без проблем вернулся в дом Ольги Волковой. Вид его ужасный. На правой руке нет кисти. Левый глаз выбит. Хмурый, худой как ободранная кошка, обиженный на всех. Молча, пьет водку. Волкова рассматривает документы брата.
– Вася! Я так и не возьму в толк, ты был в плену, или они нашли тебя в госпитале? Документы у тебя наши, советские. А привет принес от немцев.
– Оля, ты подруга танкисту Отто, или его жена? – Собирает свои документы со стола и кладет их в карман гимнастерки.
– Значит и ты с ними. А не боишься, что нас с тобой повяжут? За такие дела, сам знаешь – стенка. Я бы лучше пошла в НКВД, а ты?
– Сестрица! Вот послушай. Когда в мою рацию под Смоленском попала минометная граната, и я потерял сознание, меня бросили умирать в обвалившемся окопе. Меня даже не пристрелили. А через два дня я очнулся в госпитале. Думал в нашем. Но, только это был немецкий. Правой кисти нет, морда вся забинтована. Из-под бинтов один глаз торчит, другого нет. Голова, как пустая тыква. Ничего не слышу и почти ничего не вижу. Болел долго. Но выхаживали как своего и выходили. Что я полковой радист, записано в моих документах. Радистов немцы берегли для шпионской работы. Отправили меня в разведшколу, где всему и хорошо учили, но главное – парашютному делу и работе на ключе левой рукой. Научили. Потом я учил других. Мысль о том, что меня рано или поздно забросят в СССР, меня не покидала, и я без колебаний был готов прийти в НКВД. Но вот под новый сорок второй год за мной в школу заявился офицер Абвера капитан Шиман и очень подробно рассказал мне о твоих забавах с немецкими танкистами и о том, что моя радиолюбительская станция ждет меня в Одоево. Чтоб совсем доконать показал мне Шиман твою расписку, где и ты дала согласие работать на Германию. Вот так, дорогая сестренка. А ты говоришь – «Я пошла бы»…
– Вася! Миленький мой, дорогой. (Почти плачет). Я попала в пособницы к немцам не по своей воле. Прости меня, если я и перед тобой виновата. Но ведь ты был готов пойти к чекистам. Может так и надо сделать? У нас с тобой Ванечка, мой сынок и твой племянник. Может, нас на много не посадят, как думаешь?
– Оля! Не надейся. Дадут на полную катушку. Для тебя – это расстрел за блуд с немцами, а для меня каторга – за похищенную рацию. Так «будь, что будет». Да и победить немца, у нас шансов нет. Я видел, как и чем они воюют. Пока наш солдат убьет одного фрица из мосинской винтовки, немец положит пятерых из автомата «шмайсер». Уже под Смоленском ни танков, ни самолетов у нас практически