– Но ты им обязательно станешь! – горячо восклицала Борте. – Посмотри на других! Они еще не стали десятниками, а новыми женами уже обзавелись. И детей у них сразу прибавилось и рабочих рук…
Многие из ее подружек в юртах только командуют, распоряжаются «черными» женами. Появись и у нее такая возможность, она снова во всех битвах поскачет рядом с ним, будет оберегать его и защищать…
– Вот что тебя волнует! – на мужских губах появилась понимающая улыбка. – Ты устала, моя ненаглядная хатын, возиться с коровами. Тебе захотелось поваляться на мягких подушках!
– Вот еще, чего он удумал! – весело фыркнула жена, всплескивая руками. – И как только тебе такое могло прийти в голову? Да чтобы я и валяться на мягких подушках? Ха-ха-ха! – придерживая руками мелко трясущийся живот, она давилась от приступов безудержного смеха, а он, глядя на нее, только непонимающе хлопал глазами. – Возьми себе еще жену, – мелодично звенел-постукивал в его ушах ее переливчатый насмешливый колокольчик. – Но любить ты будешь только меня!..
Словно вновь явственно услышав голос любимой Борте, десятник вздохнул и тронул поводья. Из его груди вырвался болезненный стон:
– Борте, Борте! Ну, почему же ты не дождалась меня?
В монгольском лагере все было тихо и спокойно, а вот у соседей раздавался какой-то непонятный шум. Впрочем, там, видно, снова что-то не поделили, в том сборном таборе воинов самых разных племен и народов, тех, что пристали к монголам по пути.
Подъехав поближе, Угхах снова вгляделся в темноту, разрываемую всполохами от разожженных костров. Присмотревшись, десятник смог различить пестрые туркменские юрты, тангутские рыжие шатры. Чуть в сторонке виднелись черные шатры белуджей. За ними стояли простые шалаши то ли аланов, то ли еще каких-то неизвестных племен воинов.
Во время битвы весь этот разноплеменной сброд первым посылался в бой или на приступ городских укреплений, а после те, кто остался в живых, подбирали остатки захваченной монголами добычи.
Привязав коня к металлическому приколу, Угхах вошел в свой шатер. В углу что-то зашевелилось. Едва различимая тень поднялась, тихо скользнула и распростерлась возле его ног.
– Это ты, хозяин… – облегченно прошептали девичьи губы.
Безразличным движением руки десятник хотел приподнять девчонку и подтолкнуть ее обратно в свой угол, чтобы тихо сидела и не мешалась ему. Но грубая ладонь его ненароком задела тугой и упругий комок, от прикосновения к которому стало жарко, мгновенно пересохли губы.
Раньше он как-то не замечал, что под простенькой рубашкой может находиться юное тело подросшей за это время служанки-рабыни. Ходит себе с опущенной головенкой серая замарашка и ходит…
Нет, тут он неправ. Вовсе юная туркменка не замарашка. Просто он раньше старался не замечать, как под