– Стало быть, – задумчиво проговорил я, – миссис Леонидис либо очень глупа, либо очень хитра.
– То есть…
– Она, может быть, и рассчитывала на то, что уж за такую дуру вы ее не примете. Какие есть варианты? Есть еще подозреваемые?
– Фактически любой из домашних мог это сделать, – ответил старик невозмутимо. – В доме всегда был большой запас инсулина, по крайней мере на две недели вперед. С одним из пузырьков можно было произвести нужные манипуляции, а потом незаметно подсунуть обратно, зная, что рано или поздно до него дойдет очередь.
– Насколько я понимаю, любой имел доступ к инсулину?
– Его никто не запирал, пузырьки стояли в ванной на половине Леонидиса – на определенной полке в аптечке. Все передвигались по дому свободно, когда и куда хотели.
– Веский мотив?
Отец вздохнул:
– Милый Чарльз, Аристид Леонидис был сказочно богат! Он, правда, перевел изрядную часть денег на своих близких при жизни, но, возможно, кому-то захотелось иметь еще больше.
– И больше всех захотелось нынешней жене. А у ее молодого дружка есть деньги?
– Нет. Беден, как церковная мышь.
И тут меня осенило. Я вспомнил строчку, которую приводила София. Вспомнил почти весь детский стишок:
Жил на свете человек
Скрюченные ножки,
И гулял он целый век
По скрюченной дорожке.
А за скрюченной рекой
В скрюченном домишке
Жили летом и зимой
Скрюченные мышки.[1]
– А как вам миссис Леонидис? – спросил я Тавернера. – Что вы о ней думаете?
Он ответил с расстановкой:
– Трудно сказать… очень трудно. Ее не сразу раскусишь. Тихая такая, молчаливая, не знаешь, что она думает. Но она привыкла жить в роскоши, это точно. Напоминает мне кошку, пушистую, ленивую, мурлыкающую кошку… Я, правда, ничего против кошек не имею. Они животные симпатичные. – Он вздохнул: – Доказательства – вот что нам нужно.
«Да, – подумал я, – нам всем нужны доказательства того, что миссис Леонидис отравила своего мужа – нужны Софии, нужны мне, нужны старшему инспектору Тавернеру».
И тогда все будет как нельзя лучше. Но София не была ни в чем уверена, я не был уверен, и, думаю, инспектор Тавернер тоже не был уверен…
4
На следующий день я вместе с Тавернером отправился в «Три фронтона».
Положение мое было довольно щекотливым. Мягко говоря, его нельзя было назвать общепринятым. Но и мой старик никогда не был сторонником общепринятого.
Кое-какое основание для сотрудничества с полицией у меня имелось. В самом начале войны я работал в Особом подразделении Скотленд-Ярда.
Конечно, случай здесь был совсем не тот, но все же моя прежняя деятельность давала мне, как бы это сказать, определенный официальный статус.
Отец объявил:
– Если хотим так или иначе распутать это дело, нужен источник информации в самом доме. Нам необходимо знать все, что только