Джокер Сталина. Борис Орлов

на чьем рукаве горела алая с золотом звезда политсостава. – Как вам?

      – А что тут сказать? Сегодня Барановичи добьем и дальше. «Даешь Варшаву», – процитировал он известную песню.

      – Я не о том. Песня к месту? Вовремя?

      Комдив задумчиво помолчал, затем чуть поморщился:

      – Вы б, товарищ бригадный комиссар, лучше проследили бы за тем, чтобы летный состав портвейном пайковым не злоупотреблял[43]. А то вон утром возвращаются соколы, а трое – лыка не вяжут! – тут он, видимо, решил, что особенно перегибать палку не стоит, и закончил уже примирительно: – А песня – что ж… Хорошая песня. Настроение поднимает…

      А над полем гремело:

      Мы виражом крутым пройдём,

      Прикроем плавным разворотом,

      И на врага мы нападём

      Могучим бреющим полётом.

      На следующий день избитые авиацией Барановичи пали. Польская армия отошла на запад…

      Вдохновленные примером РККА, командиры Ротевера тоже решили сделать ставку на авиацию. Пехотные, легкие и моторизованные дивизии получили передышку, чего никак не скажешь о поляках…

      – …Итак?

      – Товарищ генерал-лейтенант… – командир первой кампфгешвадер[44] Народной Военной авиации постарался придать своему взгляду максимум спокойствия, но получилось плохо. – Товарищ генерал-лейтенант, эскадра готова к вылету. Основной целью назначены укрепления и рокадные дороги восточнее Крейцбурга и Глейвица вот здесь, – указка пробежалась по карте, – и здесь. Также намечен удар по трамвайной сети Силезии.

      Кессельринг[45] внимательно посмотрел на карту, висевшую на стене небольшого домика, волею судеб превращенного в полевой штаб первой бомбардировочной эскадры Роте Люфтваффе, затем тщательно сверился с записями в блокноте, покачал головой, но ничего не сказал. Ободренный этим молчанием оберст Келлер[46] продолжил свои пояснения: