Здесь, двигаясь в толпе по узким и низким переходам, в которых только идиот не испытал бы рано или поздно острого приступа клаустрофобии, он увидел женщину, сидевшую прямо на полу. Рядом с нею стояла старая детская коляска. В коляске лежал ребенок, закутанный в теплое тряпье, так что открытыми оставались только глаза. В его ногах валялось несколько мелких купюр, усеянных нулями.
Макс пошевелил пальцами в кармане своей куртки. Бумажки, извлеченной на свет, не хватило бы и на полбуханки хлеба. Людской поток нес его прямо к нищей. В какой-то момент Макс оказался ближе других к коляске и протянул руку, чтобы бросить в нее купюру. Одновременно он встретился взглядом с ребенком, который смотрел вверх, на низко нависший потолок, и это заставило его вздрогнуть. Дело в том, что глаза ребенка были совершенно черными, без признаков белка в уголках; они хитро поблескивали из-под сморщенных полуприкрытых век, и это был искушенный циничный взгляд взрослого человека…
Взаимное созерцание заняло не более секунды, после чего толпа увлекла Макса с собой. Но воспоминание о взгляде существа из коляски осталось – неотвязное и липкое, как пленка, намотанная на слишком податливый комок мозга.
Давление человеческой массы было не таким уж непреодолимым; при желании Максим мог бы вернуться и еще раз заглянуть в коляску, однако именно этого ему хотелось меньше всего. Отвращение – как первая защитная реакция – толкало его прочь; усталое сознание лихорадочно и безуспешно подыскивало рациональное объяснение: нелепый фокус, маска, лицо карлика, желание вызвать жалость, просто игра света и тени – любой из вариантов устраивал Макса, но противный холодок не переставал блуждать где-то между затылком и основанием позвоночного столба.
Мертвящий взгляд из коляски давно исчез, смытый новыми картинками реальности, однако после него осталось омерзительное ощущение сродни тому, которое вызывает ноготь, скребущий по ткани.
Эта неприятная мимолетная встреча была первым звеном в длинной цепи странных и необъяснимых явлений. Впрочем, Голиков был не настолько чувствителен, чтобы отметить подобную мелочь. Эскалатор вынес его, все еще скучающего, наружу, а ноги понесли вверх по улице. Через двести метров он остановился возле дома, в котором размещалась частная художественная галерея.
Афиша на стене возвещала о выставке-продаже картин местных молодых художников из группы «Сновидение». В существовании такой группы Макс сомневался; скорее всего, художников формально объединили по неизвестному признаку. Название группы оказалось магическим ключом, который установил некое соответствие и подал сигнал о тревожном и даже пугающем событии.
Никогда раньше и, вероятно, никогда позже Голиков не переступил бы порог галереи, но в тот день он вошел и почти сразу же увидел ТУ САМУЮ картину.
Он почувствовал легкую дурноту и не знал, радоваться ему или огорчаться. На смену растворяющейся