– Молчи, ведьма, – донеслось до задыхающегося в дыму Шелудивого Пса, – мало вас пожгли в Испании во времена инквизиции! Между прочим, если не жечь время от времени ведьм, и не пороть озверевших подростков, то никогда не построишь нормального общества!
– Надо же, – бог войны заговорил вдруг об идеалах! – язвительно ответила та, кого только что назвали ведьмой. – Если так дальше пойдет, то ты из демона скоро переквалифицируешься в монашку!
– Стоп, стоп, хватит! – раздался вновь глухой в страшный голос. – Замолчите оба, тем более, что прав и тот, и другой. Однако, если мы сейчас не потушим огонь, нам придется идти вниз пешком. А это для моих старых костей довольно обременительное занятие. Лепорелло, организуй тушение этого лифта!
– Айн момент, месье! – ответил чей-то радостный голос, и в ту же секунду сверху на лифт и полыхающего Шелудивого Пса обрушился целый поток воды. Лифт немедленно двинулся вниз, и когда он достиг первого этажа, из него выпрыгнул оставшийся в живых поджигатель, весь мокрый, и с ног до головы перепачканный сажей. Больше, по слухам, он никогда не занимался поджогами лифтов, а также не плевал в них, и не оставлял на стенах неприличные надписи. Равным образом он не делал этого и в других местах, и стал со временем таким занудливым и правильным молодым человеком, что его за это даже пару раз побили, и он был вынужден пробираться через подъезд украдкой, опасаясь своих же бывших товарищей.
Вот такие странные события, ничем, впрочем, не повлиявшие на жизнь района, произошли в нем в течение нескольких дней. Впрочем, любое событие достойно того, чтобы оно было записано на бумагу, и не следует пренебрегать даже малой каплей дождя, сползающей по влажному зеленому листу чахлой городской липы, и падающей затем на землю, ибо каждая капля есть прообраз безбрежного океана, и нельзя просто так, без последствий, дотронуться до цветка, не потревожив при этом звезду. Все имеет свои последствия, и, очевидно, имели оные и описанные нами события.
Глава седьмая. Поэт и террорист
В одной из камер Бутырского следственного изолятора, больше известного в народе, как Бутырка, сидел на нарах странный молодой человек. Это был заключенный под стражу по подозрению в совершенном им убийстве поэт Иван Барков. Его уже несколько дней не возили на допросы в здание МУРа, поскольку следователь Волоокий, которому поручено было дело об убийстве на Головинских прудах, внезапно заболел, а нового следователя Баркову почему-то не назначали. Поэт мучился, испытывая приступы внезапного раскаяния, порывался что-то объяснить охранникам изолятора, но ему неизменно отвечали, что обо всем надо говорить со следователем, и если тот неожиданно заболел, то ему или назначат нового, или придется ждать окончания болезни. Поэт был измучен до крайности, он впадал то в меланхолию, то в крайне возбужденное состояние, ему мерещилась убитая им Мария,