Возвращение ценности. Собрание философских сочинений (2005—2011). Дмитрий Николаевич Герасимов

главная причина национальной трагедии, связанной с крушением мечты о Православном царстве, заключалась не где-нибудь, а в самом христианстве – точнее в той его версии, которая упорно насаждалась на протяжении нескольких столетий. Христианское откровение личности, составившее центр христианства и главную его духовную силу, преобразующую мир, стареющее греческое православие, достигшее к тому времени вершины развития, в духе традиционной восточной религиозности (как и в силу не особенно располагающих культурных и исторических обстоятельств) давно уже подменяло идеей священного рода, идеей религиозной общности. И именно эта религиозная установка служила основанием естественной для любого язычника идеи единства этноса и религии, однако в случае христианства неизбежно оборачивавшейся «умерщвлением» национальной плоти, т.е. примерно тем же, что и в отношении «общественных нравов», культурного творчества, половой любви и т. д. – некоторой формой «идеализма» (а в морально-бытовом смысле – ханжеством и лицемерием). Прежде всего потому, что уже не допускала более бескорыстного отношения к собственной прирожденности (как и к религии).

      Отрицательным наследием осуществлявшейся на протяжении нескольких столетий жесткой церковной политики превращения религиозного (языческого) сознания в наднациональную религиозность стало массовое внедрение церковных и даже монашеских идеалов духовности, являющихся по существу глубоко индивидуальными и не могущих быть иными (негативное отношение к успеху, богатству, комфорту, славе и т.д.) в самые недра прирожденности, где они были освящены в качестве почти что общеобязательных природных (!) идеалов народной жизни, со всеми вытекающими отсюда тяжелейшими последствиями для массовой психологии. Другой непосредственный результат – старообрядцы (тот самый идеальный «гомункул» из реторты «православного национализма») – «наднациональный русский народ» святых праведников, в большинстве своем уклонившихся от истории, не желающих иметь ничего общего с природным человечеством и миром, отданным «во власть Антихриста».

      Но не следует думать, что вместе с православным Московским царством канула в лету концепция православного национализма. Напротив, прежде бывшая официальной идеологией русской народности, усилиями Петра сжатая до размеров внутрицерковной идеи, она и теперь продолжает определять неофициальную национальную политику внутри церкви в отношении всех народов, находящихся на ее «канонической» территории. Молох древней теократической утопии продолжает работать в прежнем направлении, возможно подтверждая ту истину, что православный национализм вообще оказался единственно возможной формой распространения христианства на Руси, и он же стал той формой христианизации, которая едва не погубила природную Россию.

      После Петра Великого

      «Христианский национализм»