Я в отличие от них двигался вперед, чтобы не упасть. Как велосипедист на проволоке на высоте пятидесяти метров над землей. Я изжил свой страх, прежде чем заняться делом.
Мелкие начальники – честолюбивы, заносчивы. У них одно желание – видеть в глазах подчиненных отражение своей власти. Я в итоге нашел решение: нужно как-то изловчиться и попытаться их уважать – во всяком случае, настолько, чтобы возникло желание взять над ними верх. Вот так, незаметно, я уподобился им, а потом стал одним из них. Так было до того дня, когда…
На моем столе стоит фотография в рамке.
Помню тот день, когда Бетти дала мне ее. В этом жесте было столько веселой подначки, что я не смог отказаться.
«Кабинет, семейное фото», – с юмором произнесла она. Я не сразу достал рамку из кейса, но глаза сыновей на снимке согрели мне душу и решили дело. Я признал правоту жены. Ирония. Ирония как смазка, чтобы было проще уговорить себя. Я не был одним из идиотов, бахвалящихся трофеями. Я был отцом семейства – счастливым и ироничным.
Жером смотрит со снимка так, словно хочет привлечь мое внимание. У него отрепетированная улыбка и «специальное» выражение лица, прядь светло-каштановых волос изящно падает на глаза. Тонкие черты, нежный рот, почти женская красота. Пьер выглядит гораздо уверенней, у него вид победителя. Он очень похож на старшего брата, только лицо жестче – сразу видишь, каким он станет, когда повзрослеет. Я вдруг осознаю, что почему-то никогда не представлял себе Жерома взрослым.
За спиной Пьера и Жерома стоит Бетти, ее нежная красота светится в манящем взгляде. Бетти – идеальная жена и идеальная мать. Она всегда выглядела неуязвимой, казалось, никакая сила не способна омрачить ее нежное лицо и стереть с него горделивую улыбку.
Фотография образцовой семьи.
Трофей. С чего я взял, что отличаюсь от остальных? Почему поддался гордыне и счел, что ирония может стать образом жизни?
Фотография на моем столе – свидетельство моего поражения.
Жан
Человек приставил дуло пистолета ко лбу бродяги, и холодная сталь разбудила его. В первый момент он подумал, что ему снова приснился кошмар. Тот самый, что терзал его все эти последние годы. Но головная боль, пульсирующая в висках кровь, ужасный вкус во рту свидетельствовали, что он проснулся и все происходит наяву.
Бродяга попытался отодвинуться.
– Твое имя? – спросил человек с пистолетом.
Бродяга сдвинул брови. Стоявший перед ним мужчина в черной одежде был высоким и крепким, лыжный шлем с прорезями для глаз скрывал лицо. За его спиной стояли еще двое: один – маленький, тщедушный, одетый, как и главарь, во все черное, – нервно следил за улицей, второй, среднего